Оторва. Книга пятая - Ортензия

— А на каком основании? — возмутилась я мгновенно. — Зашла в магазин купить батон, а эта жирная тётка об него свои грязные руки вытирать начала. И я после этого должна его купить? А вот тот бомж, — я кивнула на алкаша, — кинулся меня лапать, а я, между прочим, несовершеннолетняя. А это уже можно квалифицировать как сексуальное домогательство. А ещё я требую сделать экспертизу её рук, на предмет разных бактерий, которыми она пыталась меня отравить. А ему, — я указала на алкаша, — провести освидетельствование на алкоголь. От него воняет как из винной бочки.
По мере того как я говорила шум в магазине затихал и к концу речи раздавался только мой голос. Все рты по открывали, а у толстой кассирши ещё и левый глаз стал дёргаться.
Секунд двадцать точно стояли молча, потом сержант, тот что был постарше возрастом, отмер и в недоумении спросил:
— Что квалифицировать?
Здрасьте, приехали. В СССР не было такой статьи? А какая была? Или со словом секс вообще не было предложений?
Пока я думала как ответить, молодой сержант окликнул напарника:
— Слышь, Гриша. Глянь сюда, ничего не напоминает? — он приподнял руку алкаша с опухшим средним пальцем.
Все кто находился в магазине дружно посмотрели на вполне симпатичный фак, а сержант Гриша приподнял свою фуражку за козырёк и проговорил, слово в слово, как в фильме:
— Так так так так так так так.
Любимое слово?
— Как зовут? — спросил он, обернувшись ко мне.
На ум мгновенно пришло выражение из прошлой жизни. Так и ответила:
— С какой целью интересуетесь?
Сержант Гриша шутку не оценил и повторил гораздо громче:
— Как зовут, спрашиваю? И отвечай быстро, а то доиграешься.
В 2020 году хороший адвокат зацепился бы за такие слова, потому как их можно интерпретировать совершенно по-разному. И я, нахмурив лицо, ответила возмущенным голосом:
— Мне мама не разрешает знакомиться на улице с незнакомыми мужчинами, — и на всякий случай спросила, — а что значит, доиграешься? Это вы что имеете в виду? Эротические фантазии со мной в главной роли?
У сержанта лицо стало пунцовым, но он, не ответив мне ничего, отвернулся и негромко, даже можно сказать тихо, сказал своему напарнику:
— Грузимся в отдел. Вот он, — его рука махнула в сторону алкаша, — она, — указал на кассиршу с батоном.
Больше не успел ничего сказать. Бомжара схватился за руку и стал оседать, изображая ужасные страдания, а в перерывах между своими стенаниями просил вызвать «Скорую помощь», ради человеколюбия. Тётка, надо так понимать, в опорный пункт ехать не горела желанием и попыталась скрыться в подсобном помещении, на что я тут же выразила протест. Ясно ведь. Руки помоет, и будет выпендриваться.
Не знаю почему, но сержант Гриша отреагировал правильно. Заставил вернуться на свои места и быстренько лезть в бобик пообещав алкашу вызвать врачей прямо в опорный. Я поморщилась. Ехать придётся в обществе потенциальных противников, впереди два места и никто мне пассажирское не уступит. Хорошо хоть девчонка куда-то испарилась, но сломать ей руку я точно не могла. Немножко больно, но и только.
— У неё рюкзак ещё есть, — внезапно вспомнил бомжара, как будто я собиралась оставить свои вещи в подарок магазину. — Надо внутрь глянуть, может она ещё что-то украла и спрятала.
Сержант глянул на рюкзак, но я его опередила.
Закинула на плечо и угрожающе буркнула:
— Совсем охренел дятел, он за кассой стоял. Будешь на меня бочку катить, — вовремя вспомнила выражение подполковника, — я тебе ещё один палец сломаю.
— Вы слышите, — тут же завопил алкаш, — она мне угрожает.
Молодой мент хотел что-то сказать, но сержант Гриша остановил его взмахом руки.
— В отделе разберутся.
Как же, разберутся они. Но ничего не сказала. До Роз 13 дотянем, а там наши. Поэтому залезла в будку первой и, отыскав глазами чистое место, уселась, положив рюкзак себе на колени, чтобы чего доброго алкаш под юбку не пялился. И с досадой подумала, что часики я себе купить не успею. Про ювелирку вообще забыть можно. Пирсинг тут не в моде, про чокер не слышали. Как молодёжь развлекалась — за гранью фантастики. Туда не ходи, то не делай.
Очнулась от своих мыслей только когда увидела через пыльное окно частные домики и всполошилась.
— Эй, сержанты, а куда мы едем? Роз 13 в другой стороне.
— Ты глянь, — усмехнулся Гриша, — небось уже столько раз туда возили, что родным домом стал.
Молодой ему поддакнул, а алкаш, сидящий напротив, захохотал. И палец перестал болеть? Захотелось ещё раз надавить.
Только тётка молчала. Пристроилась в углу и, отламывая большие куски от батона, ела. Подумала, что пока нас довезут, она вещдок полностью заглотнёт и даже предъявить будет нечего.
И каждый день меня ждёт удивление.
Опорный пункт или что это было вообще, располагался в обычной пятиэтажке. Один в один с квартирой маньяка, если прикинуть расположение комнат. Представила как весело живётся соседям, слова лишнего сказать нельзя, сразу заявится наряд, а уж если выпил лишку, считай попал.
Сержанты сдали нас высокому, худому с бледным лицом старшему лейтенанту, Мамочкину Александру Ивановичу. Вкратце, буквально в двух словах рассказали историю, потом пошушукались о чём-то, ни слова не разобрала, один бубнёж и укатили.
И как оказалось, в квартире больше никого не было.
Старлей осмотрел нас хмурым взглядом, явно не выспался и тяжело вздохнув, отправил меня с тёткой в маленькую комнату, а алкаша увёл с собой. Ненадолго, уже через десять минут приехала «Скорая» и, не определившись, есть перелом, нет перелома, увезла уродца.
С кассиршей они трындели не меньше часа, сразу представила целый том, исписанный мелким почерком и только отпустив толстуху, принялся за меня.
Ну как принялся, беседу проводить со мной никто не собирался. Нагло вырвал из рук рюкзак и принялся в нём ковыряться. На мои познания в юридическом праве и на требование пригласить понятых ответил усмешкой, указал на стул, а сам стал накручивать диск на телефоне. Раза два это сделал, пока в трубке раздался женский голос.
— О, хорошо, что тебя застал. Привет Оля, это Мамочкин.
Я про себя хихикнула от такой тирады.
— Так я чё тебе звоню. Я тут фарцовщицу принял, да почти с поличным.
У меня даже язык к нёбу прилип. Он что, пришибленный? Фарцовщицу нашёл. Ну вот что хотели вернуть старые маразматики? Вот этот СССР? Или у них детство было другое? Шагали только прямо под идиотские лозунги, а кто пытался проявить себя хоть немного — враг Советской власти? А власть