Империя Машин: Пограничье - Кирилл Кянганен
Лайм впервые бывал в святилище прокаженных. Он узнал вырезанных в камне плакальщиц, чьи слезы проникали в землю и питали корни деревьев. Листья были высечены в образе человеческих ликов. Официальное представительство ордена с недоверием относилось к «народным верованиям». Поэтому, после потопа мало где сохранились рисунки, изображавшие Древа Наследия. Потолок представлял собой поднимающиеся к небу ступени. Защитник поискал взглядом крепежи помня, что в конце ступеней, у вершины, имелся запасной лаз на случай штурма. Ничего. По ногам скользили струи воздуха.
Чуть дальше завивался боковой свет, ниспадающий из прорезей в стенах. В воздухе витали частицы пыли. Они дошли до развилки. Из стены выпирала кирпичная жаровня. Тлел уголь, пульсируя алым сиянием. Лайм наклонился, передав девушке кристалл и прикоснулся к поплывшим разводам. «Их настигли внезапно». «Ты видишь в темноте?». «Разве ж это чудо?» – ухмыльнулся защитник и направился в левый ход. «Держись ближе. Тьма, в отличие от света, не искажает вещи, – он обернулся и потушил огонь, – считай это посланием одного из братьев». «У вас в ордене принято отвечать неясно?». «Почему же? А, ты о защитнике! Его приняли в орден, хотя он имел врожденный порок – темную сущность. Когда ему стукнуло пять, он мог попросить теней, чтобы те играли и веселили его. В шесть он умел рисовать ими и контролировать формообразование. А в семь, испугавшись уличной драки, он погасил фонари во всем районе. Знаешь, когда его взяли в орден, он часто развлекал нас днем, навлекал тени, когда было слишком жарко, отправлял их разгонять облака при холоде. Нам казались безобидными его способности несмотря на предупреждения, пока мы не увидели к чему приводят его отчаяние, страх или гнев. В прошлом его семью постигла печальная участь. Приемные родители отказались от ребенка, когда не смогли воспитать из него грибника, как того пожелал отчим. Погруженный в себя мальчишка совсем не интересовался внешним миром… Видела бы ты причудливые рисунки… Пока он был младенцем, его мать была вынуждена работать и ночевать на заводе, отца же загнали в карцер. Вместо сиделки оставалась дальняя бабка. Она только кормила его, после чего укладывала в кроватку и уходила по делам. В возрасте, когда у ребенка формируется мировоззрение и любознательность, он видел только белый, полуоблезлый потолок, по которому протягивалась паутинка из трещин. После, приемные отец и мать часто ссорились. Отчим считал его маленьким демоном, в которого вселилось злое божество. Когда он пытался отхлестать его ремнем за то, что он забыл закрыть загон и сбежавшая свинья угодила под поезд, фонарь в его руке воспламенился и отчим получил сильнейшие ожоги. Тогда они воззвали к Рассветной Скрижали. Рассказали, что его развратил князь тьмы и обвинили во всех бедах, включая череду неурожаев и последней засухи. Поэтому, шестилетнего мальчишку направили отчищать душу в темницу, а, затем, когда он продолжал буйствовать и стонать, провели обряд (или ритуал?) Усмирения и перевели на пожизненную изоляцию в Дом Милосердия.
– Неизвестный говорил мне об этих заведениях…
– Его трижды запирали, перевозя с острова на остров, и приучали дисциплине, пока, однажды, на морской конвой не напали пираты. Не знаю, как, но он сбежал… С ним легко было общаться. Окружающий мир являлся отражением его внутреннего самочувствия. Источники света подле него мерцали, когда портилось настроение, и я всегда мог понять, когда и как себя вести. Вообще, орден отказывался принять чересчур взрослого ребенка. Полагали, что он неисправим, и слишком поздно браться за обучение, но Лорд-протектор вступился за него на вечерне. Так он стал одним из нас. Я не сразу заметил как среди братьев все чаще возникали разногласия. Даже в стенах Святилища, он приживался с трудом. Я видел, как он всячески старался, но способности внушали опасения, а тревога – та еще зараза. Передается быстрее чумы. Как-то раз он сорвался. Поэтому за ним закрепили надсмоторщиков, которые были обязаны всюду его сопровождать и спать в одной комнате. Он пытался избегать их, искал личного пространства, и создавал немало трудностей. За предписанный долг товарищи его возненавидели. Вместо того, чтобы развиваться или общаться с братьями, вместо отдыха и развлечений, совсем юные послушники были превращены во внутреннюю полицию. Над ними посмеивались. Из-за обязанностей им недоставало времени, и в занятиях они скоро попали в среду отстающих, а его свобода сужалась, пока, наконец, после очередной драки, закончившейся смертью, не поднялся вопрос о заточении в подземелье. Он сделал это ненамеренно. Защащаясь, он призвал теней, и, когда взорвались лампы, вспыхнул пожар… Часть защитников боялась отпускать его. Считали, что изгнание обозлит паренька, и он принесет немало бед невинным людям. Будто альтернатива с необитаемым островом или подземкой кому-то приносит радость. К сожалению, он был слишком чувствителен к волнениям, ощущал наши импульсы, и, в одну из ночей пропал. Кто-то говорил, что он ушел по поручению Лорда-протектора. Предлагали отправить поисковый отряд и привести его на суд. Я вступился, и ему было позволено уйти. Одна Бездна знает, где он сейчас.
– А лорд-защитник?
– Кажется, он понимал к чему все ведет, но бездействовал.
– Ты… знаешь что-то о его родителях? – внезапно спросила Амалия, – они были похожи на него?
– Не поверишь, но, однажды, он сказал, что родился из Тени, и его настоящие родители – на самом деле не родители.
– Что это значит?
– На протяжении жизни он имел какое-то странное переживание в отношении младенчества. Это все, что мне известно.
На очередной развилке Амалия указала на винтовую лестницу в подземелье, завершающееся крытой галереей. «Нам туда, – шепнула она, – но прежде, я хочу проведать старую Мэй. Протектор не возражал. Девушка потянула за скобу в львиной пасти и постучалась в дверь. Засов выпал и чугунная дверь поддалась, съезжая внутрь. Амалия ахнула, увидя размазанные пятна крови, но Лайм обхватил ее за плечи и повел прочь. «Они были здесь. Мерзнешь?». Он сочувственно набросил ей свой плащ, —
– Она умерла в преклонном возрасте, – утешала себя девушка, но подобные объяснения мало успокаивали, а вот согревающий чудом плащ воздействовал как снотворное. К ней даже вернулось чувство юмора и она с лукавством отметила его ухаживания.
Они возвратились к развилке.
Путь привел их в главный зал. Защитник протолкнул застрявшие доски и пролез сквозь трещину. Они оказались в нише. В результате обвала она немного просела и напоминала окоп. Лайм выглянул. Кроме центральной дорожки, ведущей к алтарю, зал был заставлен широкими скамьями. За ними, у ворот что-то шуршало. На пол упала чья-то тень и в зал проник свет. Раздался писк. Лайм, пригибаясь, накрыл плащом кристалл. Крысиная стая разбежалась, сверкая красными глазешками. Только сейчас ему удалось разглядеть, чем, вернее, кем лакомились грызуны. Несчастную придавило колонной. Солдаты разбрелись по залу в направлении к пустующему алтарю, простукивая пол. Факелы разгоняли крыс. Лайм пригнул девушке голову. «Как они попали внутрь, если заперты ворота? И почему остальные ждут снаружи?». Но остерегаться следовало иного. Помещение наполнялось
