Империя Машин: Пограничье - Кирилл Кянганен
– Ты знал ее?
Лайм печально улыбнулся,
– Мы были помовлены… двадцать лет прошло. Время творит страшные вещи… Не веришь мне, и не стоит. Твоя мать бы не поверила. Я угодил во временную петлю, когда использовал часы одного из Защитников, – Лайм замер, вслушиваясь, но отряхнулся – столько всего поменялось в мире… Эти дома, Поднебесья – чувствую себя чужим. Никто не объясняет здешние порядки. Меня дважды арестовывали на неделе за какие-то нарушения. Спасает форма да навыки, ну а ты? – в его голосе засквозила неуверенность, – полагаю, не стоит спрашивать о ней?
– Меня ждут дети.
– Как исхудала… – Лайм обнял ее, – надо извлечь пользу из нашей встречи, – он отстранился, – веди.
Вначале Амалия решительно пробивалась во всеобщей сумятице. Лайм едва поспевал следом, расчищая себе путь, но ситуация переменилась, когда они добрались до Кольцевого поста. Лайм по привычке показал значок протекторов, но стража отказалась их пропускать. «Знаете, чем грозит неповиновение ордену?» – закричал он. «Уж точно не виселицей» – донеслось с башни. Лайм нахмурился, доставая мушкет. «Господин Защитник, войдите в положение – у нас приказ!» – стражники высунулись с оружием, но не решались стрелять. «А у меня безвыходная картина» – проговорил он, приближаясь под ворота. «Возвращайся откуда мы вышли и передай записку трактирщику» – шепнул он Амалии, поглядывая на колокол в башне, а когда она исчезла за поворотом, выстрелил в воздух. Стражники пригнулись, набивая порохом ружья. Еще один отряд отделился от пересекающего границу конвоя и рассредоточился вдоль стены. Кажется, обстановка усугублялась. Вооруженные выглянули в бойницы, но никого не обнаружили.
Черное пятно отрикошетило от шлифованной стенки вулкана. С башни донесся глухой звук падающего тела. Стража на воротах встрепенулась. «Бей тревогу!» – проорал офицер, надрывая глотку, и залпы из ружей обрушились на башенный колокол. Звон разнесся по Кольцу, а Лайм, выждав момент, спустился по противоположной стороне башни и бросил под ноги солдат дымовую бомбу. Они запалили без разбора. Лайм, используя врожденную силу, образовал в центре скопления солдат маленький смерч, и переметнулся через баррикаду к внутренней части стены рядом с пустующим стойлом. Его не заметили. Он подпрыгнул, цеплясь за выступ на стене, использовал силу, подбросившую его тело ввысь, и перерубил веревку, блокирующую ворота. Противовесы рухнули на землю, едва не придавив его. Оглушенный, Лайм согнулся, упираясь ладонями в колени. Из сторожки выбежали солдаты: «К оружию!». Лайм перевел дух, подпуская нападавших ближе, и, оказался окружен. Поддержание вихря отнимало много энергии. Силы стремительно иссякали, но он уже знал, как победит. Неожиданно из-за спин стражи вышел Протектор. «Так ты отвечаешь ордену за предоставленный тебе кров над головой, приют для блуждающей души, затерявшейся меж добра и зла? Устраиваешь театр посреди всеобщей разрухи и страданий! – загремел голос седоволосого мужчины, – но нет же, ты согрешил, возлежа с женщиной, а теперь защищаешь ее плод. Ребенка, который участвует в смуте, что вокруг происходит!». И, словно в подтверждение его слов, земля задрожала под топотом ног. «Народ с подножья вулкана разъярен новостями о грядущем выселении, – произнес Лайм, – я уверен: вам этом известно, иначе бы орден не препятствовал моему визиту к Александру». Его схватили. «Тебя ждет отлучение от братства и суд. Будь боги не столь милостивы к твоему происхождению и родству… – протектор полыхал яростью, – Не смей перечить приговору в святилище», – однако, не успел он договорить, как ворота обрушились, будто в них врезалось пушечное ядро, и строй солдат смела перепуганная толпа.
Лайм подтолкнул себя порывом ветра и вынырнул из общего потока. Так же стремительно он преодолел стену и присоединился к Амалии, наблюдавшей за происходящим издалека.
– Вероятно, Орен не на нашей стороне. Вопрос – зачем он подсказал, где найти тебя.
– Барданор… он мой отец?
– Технически, да. Твоя мать была его фавориткой, а там недалеко и до постели. В Севергарде отказ воспринимают за неуважение. Таковы порядки в дворянских семьях.
– Зачем тогда ты пришел за мной?
– Вообще-то я надеялся встретить твою мать… Я уже говорил о временной петле. Время путает как события, так и людей.
– И все же, узнав обо мне, ты не ушел.
– Нет малышка… Потому что наверняка никто не ответит: «чей ты ребенок?»
– Вы…
– Дело не в родстве. Глядя на тебя, я вижу ее, и это терзает мое сердце.
Подвесные лифты замерли по указу сверху. А на канатных дорогах, прилегающих к ним, начались досмотры. Движение по Кольцам парализовалось.
– Твой друг будет доволен, – мрачно произнес Лайм Амалии, – я ведь, от лица ордена, подтвердил злые намерения Александра и обрек тех, кто не согласится с его решением на гибель. Теперь их точно не будут пускать на территорию города. Жителям это на руку – они давно хотели ограничить проход, а тем, кто был вынужден бежать с островов, которые обстреляли его войска, совсем скоро станет нечего есть. Внутрь – почти не попасть. Если только они не рискнут взять силой подступы к морю… Надолго ли хватит духа у бывших земледельцев, ремесленников, рабочих и мелкой торгашни сопротивляться организованной армии?
Они шли мимо ларьков с выдвижными решетками вместо дверей. Насаженные ячейки друг подле друга: рыбные лавки, одежда, ремонт зонтиков, ювелиры, ручная стирка… Над головой тянулись веревки, с которых свисала туча белого белья. Стоял густой туман, и Амалия держалась как можно ближе к защитнику. Рынок был закрыт. Когда им преграждали путь, Лайм решительно брался за меч, и, обычно, стража расступалась. Но здесь даже он почувствовал страх, витавший в воздухе. Белые простыни… окрашены кровью. Он взял оружие наизготовку, вертелся волчком у каждого ответвления. Влажное белье липло со всех сторон и Лайм боялся, что оружие завязнет в плотной ткани, когда на них нападут.
Амалия заметила как одна из простыней облегла силуэт, и впилась ногтями в плечо Лайма. Он легонько кивнул, продолжая движение в прежнем направлении. Девушка положила свою ладонь в его руку, и защитник мягко улыбнулся. Петляющая улица выравнивалась, и, когда они встали напротив перехода, он подхватил Амалию на руки, и их подцепили потоки воздуха. Силуэты метнулись следом… слишком медленно. Девушка едва не закричала, когда навстречу неожиданно вылезло здание, Лайм сбросил простыни, и глянул направо, и мгновенно они очутились на следующей развилке. Такой маневр он проделал еще два раза, после чего, усадил ее на ближайшие ступеньки, и повалился на землю. Отдохнув, он полез в мешок и разломал жареный хлеб, отдавая половину Амалии. «И куда ты теперь пойдешь?». «Орден никогда не был моим домом. Я прислужник, тренировавшийся несмотря на запреты. Только и всего. Будешь? – Лайм передал девушке кусочек, похожий на заставший лед, – попробуй, тебе обязательно понравится». Девушка недоверчиво повертела холодящий пальцы кубик, и положила под язык. «Они думают, что каждого, кому всучить булку хлеба, обогреть и приучить к дисциплине – переродится, – продолжал он, уминая жесткие корки, – это не так. Мы ведь – не марионетки, а люди. Рассветная Скрижаль превратила Севергард в паршивый мир кошмаров. В Остермоле природа заклеймена, а Солнце предано анафеме за то, что олицетворяет Торговую Империю. Не соглашаешься – значит сумасшедший. Сбежав, казалось, я вышел за пределы лабиринта. Что дальше… Там ждал очередной внешний круг, Этот город тебе ничего не напоминает? Кольца, кольца и кольца – Лайм остановился, – прости, накипело».
Он переместил их на балкон, откуда подвесной мостик вел за стены святилища. «Я угадал?» Амалия улыбнулась. На рынке просветители преследовали их. Обычно они не жаловали пограничные земли вообще. «Наделал же Неизвестный шороху, коли им решили заняться эти ленивцы».
Он подал руку и перевел девушку по шаткой конструкции. Амалия оглянулась на грохот. Под ногами мельтешили солдаты. Под угрозы и ругань они выволакивали из квартир мигрантов. Тех, что отчаянно сопротивлялись – валили прикладами. «Где паспорта?!» – рвали глотки офицеры, а, когда не получали
