Левиафан - Хелен-Роуз Эндрюс
Ной, наш ближайший сосед, как никто умел обращаться с лошадьми. Думаю, он не откажется взглянуть на Бена. Правда, мне придется оказать ему ответную услугу — помочь разобраться со счетами на следующий Михайлов день[9]. И нужно не забыть проверить, достаточно ли у нас дома серебряных монет на тот случай, если потребуются лекарства для моего коня.
Я припал лбом к боку Бена. Прикосновение к его теплому крепкому телу давало ощущение покоя и уверенности, позволяя ненадолго забыть об отце, об Эстер, о моей постоянно ноющей ране. Я закрыл глаза и стал дышать в такт с дыханием коня, чувствуя, как ровно вздымается и опускается его широкая грудь. Бен знал, что я встревожен и подавлен. Повернув ко мне морду, он тихонько заржал.
— Ничего, дружок, не волнуйся, я найду того, кто позаботится о тебе. Хороший отдых и вкусная еда — уже не так плохо по сравнению с предыдущими неделями, согласись? — Сказав это, я оседлал Темперанс и подтянул стремена по своему росту.
Ростом я был ниже отца и более крепкого сложения. Мне и раньше приходилось ездить на его лошади, так что проблем с ней быть не должно. Но нам придется двигаться шагом — старушка страдает от артрита и одышки. Пока хромота Бена не пройдет, ездить на нем было бы чистым безумием. Ну что же, не станем спешить.
Осмотр наших владений только усилил мои опасения. Отец был — или, точнее, был до последнего времени — процветающим фермером. Та часть земель, которую мы не сдавали в аренду, составляла около пятидесяти акров — хозяйство средних размеров. Но чтобы поддерживать его, нужны средства. Мы рассчитывали на овечью шерсть, которую продавали ткачам, а они затем торговали на рынке уже готовыми тканями. В результате доход получался довольно скромным. И хотя отец, будучи землевладельцем, считался джентльменом и физическим трудом занимались в основном наемные работники, управление фермой — дело не из легких. Теперь же отец лежит, прикованный к постели, почти все наши овцы превратились в пишу для воронья, — как ни крути, но я всерьез начал думать, что придется заложить ферму, а то и вовсе расстаться с ней.
Осмотрев пастбища, я повернул обратно. Еще издали, подъезжая к дому, я заметил чью-то лошадь, привязанную к столбу у ворот: молодая темно-рыжая кобыла не старше четырех лет, ухоженная, с лоснящейся на солнце шерстью. Когда мы поравнялись с ней, Темперанс отшатнулась. Кобыла тоже подалась в сторону. «Интересно, кто к нам пожаловал? — подумал я, вылезая из седла. — Врач? Вряд ли. Джоан отправилась в Уолшем всего несколько часов назад». Да и что касается врачей, какими бы учеными они ни были, расторопностью эти люди никогда не отличались.
Заведя Темперанс в конюшню, я вышел во двор и снова покосился на привязанную возле ворот кобылу. Пора было выяснить, кто же все-таки к нам приехал. Но я не сразу пошел в дом. Обогнув его, направился к колодцу, который находился позади теплицы, устроенной Эстер. Воспоминания о чистой прозрачной воде в нашем колодце после многих месяцев военных походов, когда приходилось довольствоваться мутной, с металлическим привкусом водой из попадавшихся по дороге случайных источников, пробудили во мне жажду. Я покрутил ворот, поднял наверх привязанное на цепи ведро, поднес к губам и стал пить. Делая глоток за глотком, я наслаждался свежим вкусом. «Странно, — подумал я, — что вода не везде одинакова на вкус».
Когда я открыл заднюю дверь, отцовский пес с визгом бросился мне навстречу, проскользнул мимо, едва не сбив с ног, и убежал в сад. Возможно, от избытка ледяной воды в желудке мне показалось, что в доме стало холоднее. Я наклонился, чтобы снять башмаки. Движение получилось слишком резким, боль в бедре пронзила насквозь. Потребовалось несколько глубоких вдохов, прежде чем жжение стихло, туман в голове рассеялся и вернулась способность воспринимать окружающий мир. Ухо уловило долетавшие из кухни приглушенные голоса.
У меня чуткий слух и хорошая память на голоса, как у некоторых — на лица. Я помню характерные особенности и интонации, более того, я почти безошибочно могу определить, когда за шутливым или беззаботным тоном человека скрывается страх, уныние или печаль. Часто голос рассказывал о собеседнике гораздо больше, чем слова, которые тот произносил. Меня самого поражало, насколько легко я умею отличить, искренен человек или лжет. Однако доносившийся из кухни голос был начисто лишен каких-либо особенностей, словно передо мной лежал чистый лист бумаги. Все, что я мог понять, — он принадлежит мужчине. Если пришлось бы сравнить его с каким-нибудь блюдом, это была бы безвкусная похлебка, а если с камнем — серый булыжник.
Я двинулся на кухню.
У человека, сидевшего во главе стола на месте моего отца, были длинные, до плеч, волосы неопределенного рыжевато-коричневого оттенка, глаза серо-стального цвета, светлая, почти как у женщины, кожа и слегка крючковатый нос. Полагаю, мужчину можно было бы назвать красивым, но его красота всего лишь подобна красоте горлицы: гораздо менее эффектной птицы, чем ее ближайшие родичи — лебедь и павлин.
Увидев меня, незнакомец поднялся. Роста он был среднего, но несколько ниже меня. Зато над Эстер, чья макушка едва доходила мне до плеча, гость возвышался как настоящий великан.
— Доброе утро, — поздоровался я. — Меня зовут Томас Тредуотер.
Эстер подошла к столу и поставила на скатерть кувшин эля. Я с удивлением заметил, что по какой-то неизвестной мне причине обычно бледные щеки сестры горят, словно две вишни.
— Брат, познакомься, это Джон Резерфорд, помощник сэра Кристофера Мэйнона.
У меня не было оснований испытывать неприязнь или недоверие к мировому судье. Я привык полагаться на его здравый смысл. Случись заключать пари, я без сомнения поставил бы шиллинг на мнение старика. Но я не был уверен, что готов оказать то же доверие этому юному выскочке. Да, Джон Резерфорд был молод, всего на пару лет старше меня.
— Добро пожаловать, сэр, — сказал я, пожимая протянутую руку Резерфорда. Рука оказалась прохладной и гладкой, как лепестки роз. — Надеюсь, вам предложили закуски и эль?
— О да, конечно! — воскликнул он, указывая глазами на Эстер, которая как раз наполняла ему стакан.
Резерфорд ждал, когда я кивну ему, предлагая сесть. Опустившись на
