Клыки - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

Видел Степашку, школьную учительницу биологии. У Степашки была аллергия на клей «Момент». Однажды Мизинец намазал клеем под учительским столом, чтобы сорвать урок. Степашка вошла в класс, села за стол, через минуту покраснела, чихнула, из глаза выкатилась слеза. Степашка поднесла к лицу платок и произнесла сквозь него одно единственное слово: «Сволочи», — потом выскочила из класса. Степашка сидела на разделительной полосе дороги и чихала.

Видел отца Кляпа, который прошел мимо с пустой коляской.

Ужасно болела голова — так сильно, что отдавало в челюсть.

Спящий мальчик поднял руку и нарисовал на платформе круг.

— Это гнездо, — сказал он. — Это мир. Что ты видишь, поднявшись на высокую гору? Круг. Гнездо. Мир. Небо касается земли со всех сторон. Четыре стороны света держат землю. Четыре царя держат землю. Четыре карлика. Четыре черепахи. Подними голову. Видишь солнечную дверь?

Мизинец поднял голову. Голубое небо. Клочки облаков.

Он постоянно испытывал слабость и головокружение. Будто находился высоко в горах, и ему не хватало воздуха. Его знобило.

Мизинец шел и видел сны.

Ему снилось, что он заперт с братом в их спальне. Комнату освещал лунный свет. В руке Мизинца был нож. «Не уходи, — сказал он брату, — не оставляй меня одного». «Я не могу уйти, — сказал Палец, — даже если бы хотел. Зачем тебе нож?» Мизинец посмотрел на дверь.

Ему снилось, что его схватили пластмассовые солдатики. Они связали его, прыгали и кричали. Он лежал на лесной поляне. Горел костер, в огромном котле кипела вода. Солдатики потащили его к котлу, подняли и бросили, и он проснулся.

Они нашли какой-то склад: много еды и воды.

Мизинец часто пил. Глотал, чувствуя в горле болезненный комок. Думал, что раздуется, но нет. Должно быть, вода — единственное, что помогало ему идти дальше.

Тело ужасно чесалось. Одежда болталась лохмотьями, уже не причисляла к определенному статусу. У всех был один статус — загнанные жертвы.

Шли по аллее уксусных деревьев. Под ногами лежали красно-рыжие листья. Мизинец подумал, что они очень красивые. Как… как…

Потом потянулись грязные улицы, но Мизинец знал, что за ними прячется прекрасная страна… река в зеленом русле, маленькие домики с соломенными крышами… если долго и упорно идти…

Мизинец закрыл глаза, и там, глубоко под его мыслями, тоже была грязная дорога. Она спускалась винтовой лестницей. Лестничный колодец был завален телами, но если перегнуться через перила, то можно увидеть просвет — окошко во что-то чудесное и чистое, где были родители, был Кляп.

— Я есть дверь, — сказал мальчик.

— Я есть Грут, — отозвался Зиппо.

— Я есть дверь, — повторил мальчик.

3

На дороге лежали скелеты. Мягкие ткани превратились в кашицу, обнажив кости.

Кто-то шел рядом. Мизинец медленно повернул голову.

Парень с бритой головой. Мизинец помнил имя: Смурф. Смурф нацепил солнцезащитные очки. Его лицо что-то значило, что-то будило… Что?.. Тревогу?.. Страх?.. Злость?.. Да. Злость.

Злость прояснила мысли.

— Задрот говорит, что урагану скоро хана, — сказал Смурф.

— Вы ведь могли ему помочь, — бесцветным голосом произнес Мизинец.

— Что?

— Помочь Кляпу.

— А сам сильно помог? Летел, будто в сраку ужалили.

— Я был на другой стороне.

— Сам знаешь: чухня эта в урагане, а еще кореш твой лыжу сломал.

Думать было больно, но Мизинец вспомнил. Когда говорил, чувствовал, как дергаются губы.

— Ты сказал, что видел, как он выбрался. Убежал со стадиона. А этот, — Мизинец дернул головой в сторону брата-один, — сказал, что Кляп сломал ногу и его…

— Ну, сказал и сказал. Глянул, а ушастый к выходу чешет. А дальше — хрен его знает. Ты че, показания сверяешь?

— Очень кстати сломал, да? Вы ведь все равно хотели покормить этих тварей.

— Ты что, думаешь, я это замутил? Да я вместе с задротом бежал.

Мизинец выдохнул.

— Несчастный случай.

— Ага, — кивнул Смурф. — Так и есть.

— И шоха твоя, — Мизинец снова кивнул на брата-один, — тоже случайно терлась рядом с Кляпом.

— Мизинец, сука, ты как Палец. Брательник твой тоже хотел в шоколаде быть и не обляпаться.

— Палец?

— Да какая, на хер, разница! — зарычал Смурф. — Все ты сечешь! Ты жив, я жив. Раз проглотил, два проглотил, так чего сейчас отхаркиваешь?

Подбородок Мизинца дрожал. Он стиснул зубы.

— Ты убил Кляпа. Вы его убили.

— Да не трогал я… — Смурф остановился. Мизинец тоже. Стояли лицом к лицу. Смурф прищурился. — А если и так, тебе что?

— Что мне?

— Да, сука, тебе. Это всего лишь мясо. Наши пропуска. Я не слышал, чтобы ты скулил, когда мы скормили этой чухне того мудозвона. Похер тебе было! Лишь бы не ты. И не пали на меня так!

Мизинец влепил ему с правой.

Удар вышел слабым. Кулак чиркнул по подбородку Смурфа и провалился в бесконечную пустоту. Мизинца потянуло в воронку головокружения, он пошатнулся и начал падать.

Смурф схватил его за волосы, запрокинул голову и врезал кулаком в нос. Перед тем как переносица взорвалась болью, а из глаз брызнули слезы, Мизинец успел заметить, что на лице Смурфа нет солнцезащитных очков.

— Гаси! — закричал брат-один.

Смурф двинул Мизинцу в кадык. Мизинец упал на четвереньки. Задохнулся в кашле. Будто проглотил абрикосовую косточку. Странно, но он чувствовал себя гораздо лучше: кулак Смурфа окончательно «прочистил» голову.

Смурф попытался наступить ему на спину, как охотник, который хочет сфотографироваться с подстреленным оленем, но Мизинец извернулся, обхватил ногу Смурфа и сомкнул челюсти на грязных джинсах. Рассчитывал на другой улов — складку кожи, пульсирующую вену. Разжал зубы, собираясь укусить снова. Смурф вырвал ногу и отскочил. Его сотрясал лающий смех.

— Гав-гав! Да ты больной, малый! Без башки. Как брательник!

Мизинец, по-прежнему стоя на четвереньках, дернул головой. Слева заходил брат-один.

— Спокуха! — сказал Смурф. В его руке появился пистолет. — Мне нравится этот малый. Мы с ним порешаем. Ведь так, малый, порешаем?

Мизинец глянул в другую сторону. Зиппо сидел на тележке, в его ногах свернулся клубком мальчик. Оз стоял, навалившись на ручку, и смотрел на Мизинца. Мизинец задохнулся — столько в глазах Оза было надежды.

Глянул на Смурфа.

— Хорошо… порешаем…

Смурф хлопнул в ладоши.

— Вот и ладушки. Свои люди всегда нужны. А это, — он одернул штанину, — я забуду. И ты кое-что забудешь, когда закончится ураган. Лады?

— Лады, — сказал Мизинец, поднимаясь.

— Только это… — сказал Смурф, чей взгляд сместился за спину Мизинца. — Еще момент. Нам придется кормить этого… этих… кто там у тебя?

Там, куда смотрел Смурф, не было Оза, Зиппо и мальчика.

Мизинец обернулся.

Четыре детских силуэта. Карлики приближались по пустой улице. Шли медленно, будто устали не меньше