Клыки - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

— И седьмой вылил свою чашу на воздух, — сказал мальчик, не открывая глаз.

Мизинец нащупал в кармане куртки отвертку, и это помогло вздохнуть полной грудью. Он не знал, почему прикосновение к шершавой пластиковой рукоятке так подействовало на него.

— Ну, кого отдадим? — спросил Смурф, поднимая руки в жесте «я пас». — Тебе, малый, решать.

Мизинец пошел к тележке. Смурф и брат-один двинулись следом.

— Киноушлепка отдаст, — сказал брат-один, — чтобы мозги не…

— Заткнись, — оборвал Смурф.

Мизинец остановился напротив Оза. Вгляделся в чумазое лицо, которое дрогнуло и заиндевело от страха.

— Хороший выбор, — сказал Смурф. — Привяжем его к дереву?

Оз замотал головой.

— Нет… не надо…

— Ногу хочешь сломать? — спросил его Смурф.

— Отвали от него, — произнес Мизинец. — Я никого не выбирал.

Всё решили слова Смурфа. От них в желудке сделалось больно и тесно.

Смурф искренне удивился:

— Мало́й, мы же с тобой порешали.

Мизинец резко развернулся и ударил Смурфа отверткой в шею. Крестообразный наконечник вспорол кожу и выскочил над трапециевидной мышцей.

Смурф зажал рану и оторопело отступил на два шага. Поднял пистолет и направил Мизинцу в лицо. Мизинец нацелил на Смурфа наконечник отвертки. Почему в фильмах никто ни разу не догадался ударить вампира крестообразной отверткой (вбить крест в шею кровососа)? Или догадался?

Смурф отнял руку и посмотрел на окровавленную ладонь.

— Да ты… конченый вкрай…

Мизинец глянул в сторону. Карлики были еще далеко.

— Вали его, — сказал брат-один Смурфу.

— Мертвецом их надолго не задержишь, — сказал Мизинец.

— А я тебе колени прострелю, — сказал Смурф.

— Не трать пули. Я остаюсь, задержу тварей. — Мизинец кивнул на Оза. — Выведи их. Ураган скоро закончится.

Он опустил руку, отвертка упала на асфальт. Смотрел на Смурфа, сквозь него.

Человеческая жизнь виделась не чем иным, как бегом в урагане. Иногда ты ближе к центру, и над тобой голубое небо. Иногда ты у самой Стены, и лицо твое ошпарено ветром. Иногда ты в Стене, сломленный, орущий, потерянный. И вопросы, вопросы… Как я здесь оказался? Что я сделал не так или… чего не сделал?

— Лады, — сказал наконец Смурф.

Мизинец кивнул, развернулся и пошел навстречу карликам.

4

Он вспомнил рассказанную мальчиком историю — о боге-шутнике в черно-зеленой шляпе и двух крестьянах.

«У каждого свой кошмар…»

Каждый видел в коричневом облаке то, что открывал ему собственный страх: Мизинец видел мерзких карликов; Кляп думал, что облако — его мертвые бабушка и дедушка; Руся знал, что в камышах затаилась смерть; Зиппо думал, что за ним гонится ксеноморф…

Они, группа, были крестьянами. Ураган — богом в разноцветной шляпе.

Мизинец сжал кулаки, закричал и побежал на карликов.

У него не было отвертки, зато был фонарик — длинный цилиндр, похожий на полицейскую дубинку, и горсть батареек к нему. Он доставал их на бегу из карманов, как патроны, но не заряжал (в фонарике были батарейки), а швырял в карликов. Не добрасывал.

Мизинец кричал.

Казалось, бежит целую вечность. Расстояние между ним и тварями сокращалось очень медленно, как-то неправильно. «Что-то со временем и пространством», — подумал Мизинец.

Он обернулся: улица опустела. Смурф увел остальных.

Мизинец несся на ватных ногах. Навстречу ковыляли карлики. С них сыпался мусор, будто чешуйки мертвой кожи.

Высилась грозовая Стена. Поднялся ветер.

Карлики смеялись не переставая. Их лица выглядели старыми, сморщенными. Нечеткие носы, красные глаза без бровей. Длинные, острые зубы казались подпиленными и сильно выступали вперед. Рты напоминали рыбьи.

Мизинец почувствовал, что задыхается. Пузырь страха разрастался внутри грудной клетки. Перешел на шаг, поднял фонарик над головой, опустил руку: фонарик был слишком тяжелым. Понял: еще немного — и развернется, побежит прочь.

«Кляп сломал ногу…»

Пузырь страха стал вдавливаться в горло. Мизинец открыл рот, но вместо того, чтобы попытаться вдохнуть, вытолкнул из легких остатки воздуха — закричал. И бросился на карликов.

Сцепившись, покатились к Стене шаром из тел. Мизинец орудовал фонариком. Пинался и орал. Чувствовал прикосновения мятой бумаги, целлофановых оберток, сухих листьев. Его кололи ветки деревьев, жалили щепки. Карлики шелестели, скрежетали, потрескивали. Один из них вонзил в ногу Мизинца острые, как осколки стекла, зубы.

Карлики были голыми, бесполыми на вид. Темная грубая кожа, кривоватые ручки и ножки. У того, что вцепился в ногу Мизинца, грудная клетка бугрилась с левой стороны. По складчатому черепу, словно ирокез, проходил жировой валик. Мизинец принялся лупить по нему фонариком.

Вокруг свистели обломки — всякая мелочь, которую ураган превратил в пули. Автомобильный диск вылетел из дождя и воткнулся в лицо карлику, который завис над Мизинцем с толстой веткой в руках. Карлик выронил ветку, но не свалился замертво, а ухватился за диск и принялся его раскачивать, высвобождая из черепа.

Мизинец не видел дальше вытянутой руки. Повсюду была пыль. В воздухе. В глазах. Во рту. В легких.

Перед лицом клацали острые зубы другого карлика. Мизинец ударил его фонариком, и уродливое лицо расползлось на части. Распалось на конфетные обертки и сигаретные окурки.

Карлики навалились на него. Засыпали мусором. Мусор лез в глотку. Шуршало, скрипело, постукивало.

А потом — стихло.

Руки Мизинца были прижаты к земле, глаза забиты пылью, но он смог проморгаться.

Стена глаза светилась, словно с другой стороны грязной ширмы зажглись мощные прожекторы.

Ширма открылась.

В просвете Мизинец увидел высокое существо с руками-канатами. Четыре руки тянулись к нему, извиваясь, словно водоросли в воде. На длинной шее плавало плоское белое лицо, разорванное криком. Оно то приближалось, то отдалялось, но всегда оставалось к нему аверсом (Мизинец был уверен, что с обратной стороны этого ужасного лица — алый срез).

Ветер и дождь расступились вокруг великана, как Красное море.

Мочевой пузырь Мизинца опорожнился в трусы. Он не обратил на это внимания. Забыл о карликах. Забыл об урагане…. Или — ураган стоял прямо над ним?

Мизинец был готов умолять: пожалуйста, пожалуйста, не надо, уходи, пожалуйста, уходи, пожалуйста… Голова налилась свинцом. Мизинец смотрел на зловещего великана и не мог оторвать взгляда, не мог закричать; мысль о побеге была крупинкой в песчаной буре.

Белое лицо утратило сходство с картиной Мунка. В овале рта показались острые клыки; готовый лакать кровь, выплыл длинный язык; глаза налились густым алым свирепым огнем.

Тварь искала его, Мизинца, высматривала большими красными глазами. Ей мешали карлики, мусорные гномы. Они по-прежнему лежали на Мизинце, закрывая своими сморщенными телами.

Мизинец дрожал от ужаса. Ужас отравил каждую клетку тела, это был неистовый детский страх. Лица и голоса за черным балконным стеклом…

Гибкие руки схватили карлика с горбом на груди. Великан поднял его в небо