СФСР - Алексей Небоходов

Полина смотрела на них, как на музейные экспонаты, потом взглянула на Аркадия, словно проверяя, дышит ли он ещё неровно, морщится от горечи и улыбается несимметрично.
– Это же добровольно, – прошептала она. – Они сами идут. Очереди, будто на концерт. Кто—то писал, что готов заплатить, лишь бы быстрее, потому что эмоции, видите ли, мешают функционировать. Словно быть человеком – помеха. Словно страдать, бояться, влюбляться – это вирус, а не смысл.
Аркадий пожал плечами:
– Они снова ищут утешения. Им обещают конец хаоса: потерпи – наступит порядок. Теперь не Ксения, не бородачи, а синтетические алгоритмы. Люди верят, что на этот раз получится. Что эта диктатура – последняя. Без «человеческого фактора». А значит, без ошибок.
Экран показал школьников – одинаковые прически, серые костюмы, металлические браслеты на запястьях. На вопрос, каково жить после имплантации, мальчик равнодушно ответил: «Раньше я боялся. Теперь просто выполняю задачи». Взрослые в студии аплодировали стоя. Диктор объявил, что «новое поколение, свободное от эмоций, построит государство будущего».
Полина закрыла планшет, отложила блокнот, потом снова взяла его и быстро записала: «Книга—инструкция по поэтапному отключению чувств. Главы: "Радость как помеха", "Страх – атавизм", "Любовь как саботаж". Финал: герой сбегает в лес и снова учится плакать».
Аркадий, читавший через плечо, едва заметно кивнул:
– Назови её «Рациональный ад». Или «Тепло под запретом». Попадёшь в нерв. Потому что именно это их пугает – живое и неуловимое формулами.
Полина посмотрела на него с почти детским озорством:
– А если в книге читатель должен сделать выбор? Имплантироваться вместе с героями или закрыть книгу?
– Вот это финал, – усмехнулся Аркадий. – Идеальный тест. Кто закроет – ещё жив. Кто дочитает с радостью – уже клинический пациент новой эпохи.
Полина задумалась и тихо сказала:
– Знаешь, даже стыдно. Каждый раз мы надеемся, что это закончится. Что после диктатуры придёт свобода. Но приходит только её обновлённая версия. Улучшенная. С гарантией на полгода.
– Справедливости ради, теперь хотя бы не обещают свободу. Теперь обещают эффективность, рациональность, идеальные показатели. Люди с удовольствием меняют хаос на пустоту. Тишину – на чувства. Тотальный порядок – на личность. Это уже даже не страшно – просто абсурд в новой упаковке.
Полина, глядя в окно, произнесла:
– А кто—то прямо сейчас стоит в очереди в эту клинику, заполняет анкету и ставит галочку: «Согласен отключить эмоциональные центры». И улыбается, уверенный, что наконец стал взрослым.
Аркадий вздохнул, взял её за руку:
– Нам повезло. Мы вырвались из этого кольца. Мы свидетели абсурда, но не его часть. Редкая роскошь – смеяться над системой и не быть частью её алгоритма.
Полина чуть сжала его ладонь:
– Роскошь – быть собой. Даже если больно, даже если неэффективно. Даже если ты один против армии управляемых.
Они снова замолчали. Не от усталости и не от страха. Просто всё было сказано. Смех остался где—то глубоко, готовый вспыхнуть в любой миг, когда новости заговорят голосом новой эпохи.
Через полгода новостные ленты принесли очередную порцию невероятного – прежние режимы казались лишь разминкой перед триумфом абсурда. Радикальных технократов, провозгласивших рациональность высшей добродетелью, внезапно и без церемоний свергли молодые, шумные герои соцсетей. Новое правительство СФСР назвали «Инстагосударством» и объявили абсолютную прозрачность и прямую демократию, измеряемую лайками и комментариями.
С экрана ведущая восторженно сообщала, что судьба страны теперь зависит от решений совета самых популярных блогеров. Каждый день они собирались в стеклянном здании посреди главной площади и в прямом эфире принимали законы исключительно по количеству лайков и дизлайков. Заседания напоминали ярмарку тщеславия – политики сменились стильной молодёжью, которая зачитывала повестку в ярких нарядах, прерываясь на рекламу и селфи.
Полина сидела с планшетом и в изумлении смотрела запись заседания новоявленного парламента. На трибуне молодой человек в дорогой толстовке с надписью «Свобода от политики» с улыбкой предлагал новый налог на грустные посты, ведь «депрессия не в тренде». Совет бурно аплодировал, на экране мелькали комментарии зрителей: «Давно пора!», «Слишком много негатива!» и «Больше позитива!».
Аркадий стоял за диваном и наблюдал с недоверчивой улыбкой. Покачав головой, он сказал:
– Вот это настоящая демократия. Самая прозрачная диктатура в истории. Никаких заговоров и тайных заседаний. Всё на виду: хочешь – ставь лайк, не хочешь – живи с дизлайком. Главное, вовремя менять аватарку, чтобы не попасть под санкции.
Полина нервно засмеялась и тихо ответила, не отрывая глаз от планшета:
– Это уже не сатира, Аркадий. Это что—то за её пределами. Посмотри сюда…
Она увеличила изображение: молодой человек прыгал в ледяную реку с табличкой «Хочу в совет! Лайкни меня!». Внизу бежала лента комментариев: «Слабо!», «А теперь с моста!», «Не оригинально, вчера уже прыгали». Подобные ролики множились с бешеной скоростью – теперь вся страна боролась за внимание, совершая всё более отчаянные и бессмысленные поступки.
Полина отложила планшет и задумчиво сказала:
– Это уже не просто погоня за популярностью. Они буквально готовы рисковать жизнью ради очередного лайка. Жизнь теперь не дороже клика. Слишком даже для нас.
Аркадий медленно прошёл по комнате и остановился у окна. За стеклом маленького европейского городка жизнь текла неторопливо: старики пили кофе в уличном кафе, дети играли в сквере, облака сонно плыли в небе. Контраст ощущался почти физически. Абсурд на экране казался дурным сном, из которого невозможно было проснуться.
– Знаешь, Полина, – наконец сказал Аркадий, – кажется, мы наблюдаем финал болезни, которую сами пережили. Каждая новая власть обещает рай, но приносит лишь новый виток сумасшествия. Народ снова и снова верит, что новая власть будет лучше, и готов жертвовать свободой и разумом ради короткого одобрения толпы.
Полина встала и тихо подошла к нему. Некоторое время оба смотрели в окно, погружённые в свои мысли. Не поворачиваясь, она сказала:
– Люди отчаянно хотят чувствовать себя частью чего—то большего. Думают, что каждый лайк приближает к бессмертию. Что если тебя много лайкают, значит ты важен. Но после секунд одобрения – пустота и новая погоня.
Аркадий задумчиво кивнул и с тихой иронией добавил:
– Скоро введут обязательную подписку на власть. Не оплатил премиум – лишился гражданства. Вполне в духе времени. Интересно, сколько нужно подписчиков, чтобы возглавить министерство? Миллион? Пять миллионов?
Полина грустно