СФСР - Алексей Небоходов

Полина ничего не сказала. Она тихо подошла и обняла его, прижавшись щекой к спине. Они стояли в молчании, пока телевизор не разразился бодрой песней: «Каждой бабе – по решению! Мужчине – по расписанию!»
Аркадий вздрогнул, резко развернулся и вытащил пульт из—под подушки. Выключив телевизор, театрально отряхнул ладони.
– Всё, хватит кормиться этим безумием, – сказал он твёрдо. – Если принимать это всерьёз, можно сойти с ума. Лучше смотреть на них, как на гастрольную труппу абсурдного театра. Это не безумие, это спектакль на выезде.
Полина рассмеялась – сначала тихо, потом громче. В её смехе было что—то детское, освобождающее, позволяющее хотя бы на вечер забыть прошлое.
– Тогда давай будем просто зрителями, – сказала она, вытирая глаза. – Без права голоса, без необходимости переживать.
Аркадий взял её за руку и с притворной серьёзностью поднял взгляд к потолку:
– Добрый вечер, в эфире новости. Сегодня в СФСР приняли закон, запрещающий мужчинам заниматься онанизмом без письменного разрешения старшей женщины в доме. Завтра обсудим новый налог на мужскую инициативу. Оставайтесь с нами.
Полина звонко хлопнула в ладоши, изображая аплодисменты. Они вместе сели на диван, включили негромкую музыку и погрузились в приятное ничегонеделание, впервые за долгое время позволяя себе не чувствовать вины за смех.
Последующие недели походили на бешеное вращение карусели, демонстрирующей всё более абсурдные фигуры. Аркадий и Полина свыклись с ролью зрителей грандиозного спектакля и были уверены, что удивить их уже невозможно. Но абсурд снова превзошёл ожидания.
Как—то вечером Аркадий включил телевизор и застыл, пытаясь осмыслить увиденное. Диктор с религиозным восторгом сообщал, что в СФСР произошла очередная великая революция. Ксению, «великого кормчего матриархата», свергли консервативные фанатики, вернувшие «традиционные ценности», успевшие подзабыться.
Новые лидеры – суровые мужчины в бородах и чёрных одеяниях – с экранов с судейской строгостью провозглашали, что женская свобода привела общество к катастрофе и унижению мужчин. Женщин обязали носить платки, запретили им работать и ввели строгую сегрегацию – отдельные автобусы, магазины и рестораны. Камеры услужливо показывали очереди женщин, поспешно надевающих платки и скромные платья, боясь нарушить новый моральный кодекс.
Полина открыла соцсети, читая посты людей, чьи аватарки ещё недавно гордо украшались символами матриархата и лозунгами о свободе от мужского гнёта. Теперь те же самые пользователи восторженно приветствовали «долгожданное возвращение традиционных ценностей» и «спасение страны от женской диктатуры». Один особенно ретивый комментатор предлагал публично сжигать женщин, отказавшихся надеть платок, называя их пособницами прошлого режима.
Полина раздражённо отбросила планшет на диван и, откинувшись назад, с горькой усмешкой произнесла:
– Удивительно. Вчера Ксения была их спасительницей, а сегодня они уже требуют её казни. Может, у них массовая амнезия? Или смена убеждений каждую неделю теперь – национальный спорт?
Аркадий задумчиво улыбнулся и пожал плечами:
– Это не амнезия, Полина. Это врождённая любовь народа к удобной позе. Вчера было удобно поклоняться Ксении, сегодня с тем же комфортом кланяются бородатым фанатикам. Режим зеркально воспроизвёл патриархат, поменяв жертву и угнетателя местами. Принципы не изменились: жестокость, фанатизм и благодарность за угнетение. Просто теперь модно быть покорной жертвой вместо госпожи.
На экране шёл сюжет о массовых сожжениях «феминистической литературы». Груды книг и плакатов горели на площадях под радостные гимны о мужском достоинстве и женской обязанности варить борщ.
Аркадий наклонился вперёд и с иронией указал на экран:
– Смотри, Полина. Та самая ведущая, которая недавно вещала «Сила – в матке», теперь стоит в платке и слёзно кается перед народом. Представляешь, какой талант нужен, чтобы так быстро сменить роль?
Полина грустно усмехнулась:
– Профессионализм высшей степени. Сегодня матриархат, завтра патриархат, а зарплата, видимо, и то и другое. Печально только, что народу это кажется естественным. Никого даже не смущает, что вчерашние герои сегодня – злодеи.
Аркадий выключил телевизор и медленно, будто взвешивая каждое слово, ответил:
– Я давно понял, что эту историю можно повторять бесконечно. Люди уверены: сменив флаги, они меняют и смысл. Но дело ведь не в том, кто жертва, а кто палач. Смысл в другом: народ не умеет жить без палки над головой и при первой же возможности бежит искать нового хозяина, который объяснит, как жить и кого ненавидеть.
Полина задумалась, глядя на тёмный экран, и тихо сказала:
– Я добавлю это в книгу. Пусть будет глава о бесконечной круговерти диктатур. Пусть читатель смеётся, а потом внезапно поймёт, что смеялся над самим собой.
Аркадий мягко коснулся её руки и улыбнулся:
– Я тоже расскажу это студентам. Представляю их лица, когда узнают, что одна толпа за год трижды искренне сменила убеждения, радостно принимая каждого нового господина. Наверное, в этом главный урок СФСР: история учит только тому, что никого ничему не учит.
Полина печально усмехнулась и качнула головой:
– Иногда я думаю, стоит ли нам вообще это смотреть. У меня от этого одновременно слёзы, смех и тошнота. Словно мы сбежали из сумасшедшего дома, а нам оттуда всё шлют и шлют приветы.
Аркадий крепче обнял её, задумчиво кивнув:
– Возможно, именно поэтому и нужно продолжать смотреть. Чтобы помнить, откуда мы сбежали и во что нельзя верить всерьёз. Всё это – очередная серия абсурдного шоу. Главное – помнить, кто мы такие, и не стать частью театра теней.
Полина улыбнулась, прижавшись к нему ближе:
– Ты прав. Остаётся только наблюдать и смеяться. Плакать над этим было бы слишком большой роскошью.
Режим «традиционных ценностей» продержался всего несколько месяцев. Удивительно быстро он лишился опоры: женщины отказались от платков, мужчины – от бород, дети – от уроков нравственности, где учили сидеть дома. Слишком много запретов, слишком мало смысла. Уже в следующем выпуске новостей из СФСР с торжеством объявили о новом этапе – власти перешли к радикальным технократам.
Диктор с механическим блеском в глазах и ровным голосом вещал об обязательной нейроимплантации, подавляющей эмоции и повышающей рациональность. Гражданам от шестнадцати до шестидесяти пяти лет предписано пройти процедуру до конца квартала. Отказ грозил штрафом, принудительной нейрокоррекцией и запретом на базовые услуги – от транспорта до покупки хлеба.
Аркадий, отпив кофе, переглянулся с Полиной и хмыкнул:
– Ну вот, дошли и до этого. Кажется, у кого—то в правительстве сдали нервы. Сначала диктатура кричала, потом радовалась, теперь решила идти другим путём. Обещают построить идеальное общество. Без гнева, страха, любви. Только задачи, расписание и ровный пульс.
Полина молчала. На экране транслировали