Влюбленная, обреченная, заговоренная - И. Б. Циммерманн
– Эм, что? – громко пискнула она, когда Бальтазар неожиданно стянул халат с ее плеч.
– Нам нужно поторапливаться. Давай уже. За пять минут здесь все равно ничего не произойдет. Поверь мне.
– М-м… это… об этом… я вообще сейчас не думала.
– Да, конечно. Никакого секса в доме твоих родителей! Ну давай же, мне холодно.
– Демоны мерзнут?
– Если я использую свою магию, то это усилит мою ауру, а ради твоей семьи я так сильно ее подавляю, что мне уже больно.
Мона в шоке повернулась к нему и на самом деле собиралась его поблагодарить, однако вид высокого обнаженного мужчины лишил ее дара речи. Она сглотнула, а Бальтазар, если она правильно считала его удивление, сразу сообразил, почему ее взгляд скользнул по нему сверху вниз. Тогда Мона снова отвернулась.
– М-м-м… смотрите-ка, я нравлюсь ведьме, – шепнул он ей на ухо и подошел ближе.
Его пальцы ловко нащупали пуговицы ее ночной рубашки. Разумеется, при этом демон совершенно случайно задел ее грудь. Теплые руки дарили очень заманчивые ощущения, в этом Мона не могла не признаться.
– Я тебя завожу, – пропел он довольным тоном.
– Э-это огромное преувеличение.
– И их тоже, – у него вырвался низкий смех, когда Бальтазар еще раз провел руками по ее груди.
– П-потому что… тут очень х-холодно!
Но его пальцы остались на груди и смяли ее немного сильнее.
– А, по-моему, ты очень горячая, ведьма.
– Ты г-говорил что-то про… просто душ!
– Да, точно. Жду не дождусь, когда узнаю, какова на ощупь эта голая кожа с водой и мылом.
Мона тем временем лишилась ночной рубашки, а вместе с ней частично и ясности ума. Ощущение его тела за спиной и жадных пальцев, которые просто отказывались оставлять в покое ее грудь… а еще эти нежные, едва уловимые поцелуи в плечи и чувствительную заднюю сторону шеи. У нее вырвался вздох. Словно он только этого и ждал, одна ладонь скользнула вниз по ее телу, по животу к трусикам.
– Д-душ, – в последний раз попыталась она.
– Надеюсь, ванна хорошо застрахована.
* * *
Оставшейся воды хватило ровно на семь минут. Ни в одну из них они не потрудились намылиться или вымыть волосы. Семь минут… и хлынул чистейший холод, разъединяя демона и ведьму. Мона ахнула, неспособная даже дышать от холода, и Бальтазар сделал шаг назад. Он выругался на непонятном ей языке, однако Мона воспользовалась моментом и сбежала из-под душа. Вся мокрая, она встала на мягкий махровый коврик перед раковиной. И только сейчас, дрожа от холода, начала глотать воздух. Хотя ноги у нее подгибались по совсем другой причине, нежели спонтанный ледяной душ.
Стук в дверь ванной комнаты вернул ее обратно в реальность.
– Вы еще долго? – раздался приглушенный деревом голос.
– Н-нет, мама! Мы почти закончили!
– Не закончили, – прорычал низкий голос, но достаточно тихо, чтобы услышать его могла только Мона. Поколебавшись, она бросила взгляд через плечо. Архидемон смотрел на нее пылающими глазами, опираясь одной рукой на стену душа. Его грудь вздымалась и опускалась, как будто он только и ждал, когда сможет с разбегу на нее наброситься.
– Я-я… тогда посушу волосы, – тоненьким голоском выговорила Мона. Затем быстро нагнулась за своим халатом.
– А я еще немного постою тут.
– Уверен? Холод же просто ледяной.
– Да… вот поэтому я тут и постою.
– Т-тебе помочь?
* * *
Вопрос, о котором она пожалела только тогда, когда они с большим опозданием вышли в коридор, где их поприветствовало мрачное выражение лица Ульрике.
Якоб заправил автомобиль Бальтазара и настоял на том, чтобы ехать на «Церберседесе», который послушно замаскировался под авто менее сверхъестественной марки. Похоже, даже адская машина боялась ее родителей.
Парк трав находился в Альтенау. Это означало двадцатиминутную поездку с Ульрике и Якобом на заднем сиденье. Хотя в сторону Альтенау вела только одна дорога, отчим Моны умудрился завязать получасовую дискуссию о выборе лучшего маршрута, из-за чего и без того раздраженный демон вынужден был надеть солнечные очки. Впрочем, его горящие огнем глаза светились даже за чернотой стекол. Оставшееся время обсуждались плюсы и минусы такой люксовой тачки, которая жрет столько бензина, причем Бальтазар участия в разговоре не принимал. Он просто смотрел вперед на ослепительно-белый ландшафт, который отражался в стеклах его очков. Но ехал быстрее, чем вчера.
Альтенау – это курорт с целебным климатом в Верхнем Гарце, который находился в центре пяти долин. Виды здесь были уникальными, воздух пряным и свежим, а расположение парка – идеальным. Кругом лес, высокие ели, но на самом участке места хватило даже для большого луга с огромным японским павильоном. Впрочем, пышная растительность сдалась зиме, сменившись слякотным снегом, и только ели с вечнозелеными ветвями спасали унылую картину.
Кроме того, с парковочными местами здесь была настоящая катастрофа. Бальтазару пришлось остановиться прямо на подъездной дороге, так что нос машины находился наполовину на склоне, и Мона поражалась тому, что демон совсем не жаловался, если не считать недовольного выражения лица, которое, стоило признать, напоминало его обычное лицо. Почти одиннадцать часов. По словам Ульрике, слишком поздно, и теперь Моне стало ясно почему.
Ее мать и Якоб шли вперед и зловеще торопились. Едва Мона и Бальтазар добрались до входа, как до их ушей донесся знакомый звук каркающих женских голосов и приглушенный смех, подозрительно похожий на плохие приветственные шутки. Друзья. Две супружеские пары, если быть точнее. Одна низкая худая женщина заметно старше Ульрике и вторая, высокая и крепко сбитая, трещали между собой без умолку. Невероятно, что они при этом друг друга понимали. Якоб лишь обменялся с их мужьями парочкой звуков «Хо-хо-хо».
Боксхорны и Менцели. Ни с кем родители Моны не любили так соперничать, как с этими полузомби из среднего класса, которых раньше приглашали на любой день рождения, любой праздник и вообще по любому поводу… и плевать, что Мона предпочла бы съесть свой торт одна в кругу семьи.
Да, они разговаривали, явно время от времени думали, иногда даже до того, как открыть рот, однако Мона была твердо убеждена: эти люди являлись новой ступенью развития немертвецов, так сказать, будущим Апокалипсиса – полузомби. Мертвые внутри, эмоционально заледеневшие и тем не менее достаточно живые для того, чтобы чересчур сильно ущипнуть за щеку и обдать пивным перегаром.
– О-о-о-о-о-о, Мони-и-и-и-и! Сколько лет, сколько зим! Ты только посмотри
