Влюбленная, обреченная, заговоренная - И. Б. Циммерманн
– Да, совершенно верно, любовь законов не знает…
* * *
– Это было неприятно, – хрипло проворчал Бальтазар, опускаясь на старую кровать Моны.
Когда в последний раз ему приходилось вести такую напряженную светскую беседу, как этим вечером, он не помнил, но повторять определенно не желал. Демон со стоном потер лоб, пару секунд помассировал виски́ и снова уставился наверх, сначала в пустоту. А затем обнаружил вырезанные на потолке созвездия. Черную краску в некоторых местах соскоблили, и пространство над кроватью занимало звездное небо, нарисованное со страшными ошибками. Эта комната была настолько другой, казалась такой неуместной в родительском доме, совсем как Мона рядом со своей матерью.
Она весь вечер не поднимала взгляда от тарелки с овощным рагу и почти ничего не съела. Сперва его взбесило, что она оставила его одного за столом с этой поверхностностью, однако потом стало очевидно, что что-то не давало ей покоя и полностью занимало мысли. Так что он снова выпрямился и внимательно посмотрел на ведьму.
Мона покопалась в дорожной сумке, вытащила сменную одежду и развесила все на вешалки, которые, в свою очередь, повесила на стул перед письменным столом. Аккуратно разгладила ткань одной из его рубашек. Как же ему максимально мягко разбудить ее из состояния, в котором ее взгляд кажется таким далеким? Вновь издав стон, он встал и медленно направился к своей жене. Она лишь мельком оглянулась на него через плечо и с удовлетворенным вздохом приняла его объятия.
– Прости, – пробормотала Мона.
– Все хорошо. Ты заранее меня предупредила. Никогда бы не подумал, что все пройдет так стереотипно, но мы выдержали. По крайней мере, сегодняшний день.
– Он еще не закончился.
– Как в твоем девизе: хуже всегда бывает? – Бальтазар поцеловал ее в макушку. Если присмотреться, то у корней волос действительно виднелось что-то рыжеватое. Веснушки и рыжие волосы – может, попросить завтра детские фотографии?
– Жизнь отучила меня от оптимизма, – зевнув, Мона прижалась к нему сильнее.
– Еще так рано, а ты уже устала?
– Ты не был с ней наедине на кухне.
– Звучит страшно. Что такого она сказала, что ты притихла на весь оставшийся вечер? – Он положил руку ей на плечо. Близость могла давать эмоциональную поддержку, во всяком случае, архидемон на это надеялся. Напряженное тело выдавало ее беспокойство, поэтому он ласково погладил ее по рукам.
– Она спросила, нет, больше сделала вывод, почему богатый мужчина вроде тебя женится не на ком-нибудь, а на такой, как я. – Мона говорила так тихо, что это прозвучало почти безобидно, и Бальтазару пришлось сначала обдумать эти слова, реконструировать возможный диалог, который за ними скрывался.
– Серьезно?
– Ее волновала не столько наша поспешная свадьба, сколько просто идея, что такому, как ты, могу нравиться я. Это… было больно слышать.
– Но ты же ее дочь, она же должна знать, почему кто-то хочет жениться именно на тебе… не на ком-то, а на тебе! Я произвел такое ужасное впечатление? Опять этот мужской эффект?
– Мхм… да, и это тоже.
– Тоже? – заметно повысив голос, он тут же откашлялся, потому что его злость была направлена не на Мону, а на ее мать, и Бальтазар заставил себя собраться. Он столько недель сражался за доверие Моны, а эта женщина растоптала его, словно оно ничего не стоило, и даже хуже: словно ее дочь этого не стоила. Больше всего ему хотелось сию же секунду исчезнуть вместе со своей ведьмой в столбе огня.
– Боюсь, мне необходимо принять решение, – пробормотала Мона, и Бальтазар насторожился.
– Решение? – удивленно повторил он.
– Готова ли я это терпеть. До сих пор я даже не осознавала, насколько боялась эту женщину. Это первый раз, когда я не подчинилась ее воле.
– Мы в любой момент можем уйти, Мона.
– Нет, все нормально. Звучит драматичней, чем есть на самом деле. Я люблю свою семью, они сделали для меня много хорошего. Она переживает и поэтому становится бесцеремонной. Возможно, это пройдет само, когда мама перестанет думать, что должна защитить меня от всего и ото всех. А главное, если я наконец перестану… бесцельно врезаться в стены.
– И все это крутилось у тебя в голове во время ужина?
– Прости, что я так затихла. – Он уже собирался ответить, как вдруг Мона повернулась и уткнулась в изгиб его шеи. Бальтазар почувствовал запах сирени, ноту, которая всегда будет ассоциироваться с ней. У него возникло странное желание никогда ее не отпускать. – Перед важными разговорами мне, к сожалению, нужно время, чтобы подготовиться, у меня всегда так, – продолжила она. – И я просто не могла прекратить думать об этом, тем более мне хотелось сразу поговорить об этом с тобой. Черт, я была как будто очень далеко, да? – Последовавший за этим смех звучал так горько, что у Бальтазара сжалось горло. На самом деле, он немного побаивался ее слов, поскольку тема, очевидно, касалась самой сути их отношений.
Когда Мона вновь заговорила, он отчетливо слышал, как тяжело ей это давалось.
– Я не уступила маме, так как выбрала тебя, потому что я тебе доверяю. Но также это помогло мне понять, что в действительности означают эти чувства.
Мона медленно подняла голову, в ее взгляде отражались вопросы и неуверенность, от которой он чуть не взорвался. Словно рефлекторно Бальтазар взял жену за руку, поднес ее ладонь к своему лицу и бережно прижался губами к пальцам.
– Я боюсь мысли о том, куда меня приведет жизнь с тобой.
– Мона. Я всегда буду изо всех сил стараться, чтобы с тобой все было хорошо.
– А ты сможешь?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты бог. – Бальтазар сразу открыл рот, чтобы что-то сказать, но промолчал. – А я человек, – продолжила она. – Смертный, тленный. И, возможно, захочу такой остаться.
Ведьма неотрывно смотрела на него, не отворачиваясь, без тени страха. На красивых губах играла легкая улыбка, однако глаза выдавали тяжесть ее слов, показывали груз, который она носила на своих плечах, вероятно, уже не один месяц. А когда снова набрала воздуха, чтобы заговорить, у нее едва заметно задрожали губы.
– И все же мне бы хотелось быть чем-то большим, чем мимолетные отношения. Мне хочется будущего с тобой. Но есть ли у смертной будущее с богом?
Он сглотнул. Эта тема не раз занимала и его самого, и Бальтазар прекрасно представлял себе ее опасения. Особенно после их разговора о его бывшей и их многовековых приходящих-уходящих отношениях.
Полный
