По краю земли - Катерина Ромм

– Венда! Айле-е-ек! Смотрите, как тут красиво!
Он всё ждал, что они отзовутся, но ответа не было. Фелтон вздохнул, разрываясь между желанием привести сюда друзей и остаться и любоваться миром в одиночестве. Удивительно, но раньше ему было хорошо одному, только если рядом была книга. Теперь что‐то изменилось.
– Простор, – прошептал Фелтон. – Это просто-о-ор!
Вода далеко внизу ловила солнечные лучи, сверкала, подмигивая Фелтону, и он всё же решил, что не имеет права скрывать такой вид от Венды и Айлека. Фелтон отвернулся, неохотно оторвав взгляд от таинственных фьордов. Следовало вернуться на тракт и попросить Венду и Айлека устроить здесь следующий привал.
Однако снег вдруг провалился под ногами Фелтона. Мальчик шмыгнул носом, упёрся в камни под снежным покровом и подтянулся.
Камни развалились, рассыпались под сапогами. Фелтон вскрикнул.
И покатился вниз, бешено размахивая руками и ногами, чтобы хоть как‐то удержаться на склоне. Вот только склона больше не было: Фелтон отвесно падал.
Они были наедине – он и воздух.
γ
Фляжка выскользнула и плюхнулась на снег, выплёскивая последние капли. Венда опустила руки и успела заметить, как покосился на неё Айлек. Она понимала, что значит этот взгляд: воду следовало беречь, их запасы подходили к концу, а снегом жажду не утолишь. Венда закусила губу. Плевать! Ещё две большие фляжки были у Фелтона. Но Фелтон…
– Он должен быть где‐то здесь, – в очередной раз повторил Айлек и обессиленно привалился к сосне.
– Брось! – огрызнулась Венда. – Понятно уже, что его нет!
Голос дрогнул.
Уже больше часа они бродили по окрестностям, заглядывая под каждую ель; они разделялись, топтались на одном месте – всё тщетно. Вокруг были только снега и деревья, деревья и камни… По этим камням Фелтон ускакал в неизвестном направлении, не оставив следов. Венда потерянно стояла посреди холодного, вмиг опустевшего мира, и её тошнило. Щёки пылали, словно она перепила горячего вина, – и в голове было так же пусто, как после вина.
– Что будем делать? – глухо спросил Айлек.
Как будто она знала! Откуда, откуда она должна знать?! Венда не выдержала – зажмурилась, сморщила нос и прижала ладони к щекам. Тонкие перчатки тут же стали влажными и горячими.
Она не пролила ни слезинки с тех пор, как сбежала из замка в день своего рождения, но сейчас слёзы хлынули так, будто всё это время они копились внутри неё, поджидая подходящего случая. Даже когда Айлек и Марк не вернулись из редакции, она не плакала. А здесь Фелтон остался один высоко в горах, посреди безразличного зимнего леса… Её Фелтон, совсем ещё маленький, наивный и неопытный! Он доверял ей, она должна была заботиться о нём, она за него отвечала – и она не справилась!
Венда не замечала, что шепчет эти слова вслух, повторяет их, как заклинание, пока Айлек не оторвал её руки от лица и не поцеловал. Поцелуй был сухой и жёсткий. Айлек, наверное, просто хотел, чтобы она замолчала. У него получилось.
– Неужели он… – Венда отстранилась, с усилием подавила рыдания и судорожно сглотнула, – оступился и…
Травник не ответил.
– Почему ты молчишь?!
– Я… я не верю…
Он на секунду закрыл глаза и покачал головой.
– Я думаю, нам нужно двигаться дальше. Мы должны спуститься.
– Нет! – Она отшатнулась, споткнулась о камень и рухнула на землю. Снег не смягчил падение, спину обожгло болью. Из глаз снова брызнули слёзы.
– Венда, нам нужно добраться до ближайшей деревни и попросить о помощи.
Айлек не стал поднимать её. Он опустился на колени рядом, сорвал перчатки и принялся греть её руки.
– Я не знаю, куда идти, – прошептала Венда.
– Что?..
Он не расслышал. Он ещё не понял!
– Куда идти? – повторила она и заглянула Айлеку в глаза. Словно две маслины на тарелке, они резко выделялись на его бледном лице. Чёрные глаза, чёрные волосы, чёрный сюртук посреди ослепительной белизны жестокого мира. – Где мы? В какой стороне тракт, кого звать на помощь?! Карта осталась у Фелтона!
Айлек нахмурился и посмотрел по сторонам. Венда высвободила руки из мягких ладоней травника и натянула свои мокрые перчатки, пока они не успели заледенеть на морозе.
– Никогда не думала, что умру в горах, – сказала она самой себе незнакомым, хриплым голосом.
δ
Дома зиму не любили. Зима означала слякоть и грязь. Во всём особняке убирали дорогие ковры – закатывали их в тугие колбаски, прокладывая бумагой, – а вместо них стелили унылые коврики, о которые нужно было постоянно вытирать ноги. Комнаты плохо отапливались из-за неполадок с каминными трубами. К столу больше не подавали свежих ягод.
Впрочем, кажется, зима всё‐таки нравилась маме, но её так давно с ними не было, что Винтекью уже не знал, правда это или он всё выдумал.
Что ж, зима в Ориендейле неожиданно оказалась совсем иной. В отличие от Ангоры, снег здесь щедро покрывал землю толстым слоем: из любопытства Винт даже сошёл с чищеной дорожки и потрогал его краешком ботинка. За счёт иссиня-белых сугробов город казался светлым и чистым. Морозный воздух царапал лицо, слой за слоем сдирая сомнения, тревоги и страхи.
Винтекью закашлялся и закрыл окно. Поправил штору так, чтобы она закрывала левую створку, с видом на ельнское кладбище, но оставляла открытой правую. И кому только пришло в голову строить гостиницу рядом с кладбищем? Винт терпеть не мог эти столбики, украшенные свечами и лентами, с тянущимися по бокам письменами. В детстве ему одно время мерещилось, будто к нему приходит дух мамы. Так сильно, что он мочил постель. Винтекью рассказал об этом отцу, и граф распорядился, чтобы сын несколько ночей провёл у её могилы – и лично убедился, что привидений не существует. Он убедился…
Виконту выделили лучшую комнату в маленькой гостинице; тем не менее на комоде и на изголовье кровати он сразу приметил пыль. Дома такое было недопустимо, однако Винт поразмыслил и решил не пререкаться с хозяевами. Он всё равно не собирался здесь задерживаться.
Вернувшись к столу, он сел за письмо и потянулся к чашке с уже остывшим чаем – ни то ни другое он не закончил, потому что не мог сосредоточиться. Снежный блеск, вопли горных птиц и шум чужого города за окном отвлекали чрезвычайно. Теперь же, стоило Винтекью взять перьевую ручку, как в дверь постучали. Ну что за напасть!
За порогом переваливался с ноги на ногу, теребя в руках меховую шапку, Грацан. Как обычно, он улыбался во все двадцать – или сколько там