Короли небес - Ричард Нелл

трудолюбивой. Но голова Эгиля была полна трагических историй, как и его жизнь, и он надеялся только, что потеря её сестры-близнеца в младенчестве не приведёт её к неизбежному падению.

Он огляделся вокруг и заметил, что Айдэн почти не разговаривает с мужчинами. Его соратники молча жевали, как и кочевники. Первый Вождь, казалось, вообще не обращает на них внимания, со скучающим видом ковыряясь ножом в круглом камне.

– Да. Я хорошо знала жрицу Кунлу.

Эгиль напрягся, увидев Далу со старухой. Она сидела с несколькими пожилыми женщинами, которые, судя по всему, были местными старшими матронами. Амира переводила, хотя казалось, что старухи неплохо понимали Далу и без перевода.

– Мы называли её Серой Ведьмой, – сказала старуха. – Лишь одна из вас была достаточно безумна, чтобы проповедовать в племенах. Она была сильной и хорошо держалась в седле.

Остальные женщины закивали, а Дала, казалось, ушла в себя.

– Она была моей наставницей, но умерла много лет назад.

Кочевницы закивали.

– Дети?

– Нет. У ведьм в то время не было детей.

Старуха покачала головой и сплюнула желтокорень.

– Нет детей – нет будущего, – сказала она словно древнюю присказку.

Лицо Далы потеряло всяческое выражение, и она отвернулась. Тишина становилась всё более неловкой, потому Эгиль поставил миску на землю и поднялся.

– Пора играть, – он подмигнул Зайе. – Я уступлю тебе место после пары песен.

Пытаясь не хромать, он направился к костру, мурлыча под нос какую-то мелодию, а затем оглядел собравшихся, словно только что их заметил. Он бы предпочёл сесть, но у этих проклятых кочевников не было стульев, так что он остался стоять и ударил по струнам лиры. Мужчины обратили на него внимание с первого же звука.

Эгиль уже слышал племенных музыкантов. Они играли на более простом инструменте всего лишь с двумя струнами, а пение их было горловым, практически монотонным, отчасти гипнотизирующим, но не менее выразительным. Эгиль знал, что мог бы провести ночь, исполняя что-то попроще, но когда дело касалось музыки, это был не его путь. Он начал со старинной песни о Хаки Смелом, что была довольно трудна и редко исполнялась кем-то, кроме как мастерами ремесла.

У неё был стремительный ритм, приковывающий внимание, и лёгкая мелодия – некоторые кочевники даже вскочили и начали танцевать, чего бы не сделал ни один сын Имлера. Когда он закончил, они разразились одобрительными криками и свистом, а затем он протянул руку Зайе, приглашая присоединиться.

В Аскоме не существовало песен сразу для мужчин и женщин, но Эгиль переделал несколько сказаний. Сегодня впервые они вместе исполнят песню, сложенную из двух – о двух богах, общих для их народов: о Волусе Всесветлом и Зисе Прекрасной. Они репетировали свои партии по отдельности, но вместе ещё не пели, и у Эгиля замирало сердце, когда он слушал исполнение своей дочери. Она выглядела серьёзной и печальной, недосягаемой и потерянной. Как раз то, что требуется. Их голоса, как всегда, идеально переплетались, и лёгкий, звучный вокал Зайи оттенял низкий глубокий тембр Эгиля.

Когда песнь закончилась, Эгиль с удивлением обнаружил, что многие конники плачут. Айдэн и его люди в изумлении смотрели на эту картину, и им явно было неловко, а может, даже и стыдно. Сквозь рыдания заговорил, вытирая нос, свирепого вида всадник. Амира перевела, хотя Эгиль и так понял.

– Он спрашивает, есть ли у вас песни о лошадях.

Эгиль задумчиво поднёс руку к подбородку, скрывая улыбку. Будучи скальдом всю свою жизнь, он знал, что ответ на каждый подобный вопрос – это «да», и стал рыться в памяти, ища подходящую случаю песнь. Он улыбнулся: возможно, неприкрытые эмоции кочевника затронули какие-то струны в его душе, потому что он подумал о Суле. Взглянув на Зайю, он пожал плечами.

– Постарайся подстроиться.

А затем обратился к племени:

– Конечно, есть. Я ездил на многих прекрасных скакунах, но лишь один был достойным спутником герою древности.

Свирепые налётчики собрались вокруг костра, словно увлечённые игрой дети, совершенно не заботясь о том, как на них посмотрят. Эгиль пел о Суле, легендарном боевом скакуне, на котором он ездил в самые мрачные дни своей жизни. Этот зверь был его утешением и единственным спутником, не считая сломленного мальчика, который впоследствии станет его хозяином. Звучали переливы песни, повествуя о морском путешествии в рай. Он пел о Суле Смелом, который нёс своего хозяина навстречу островному богу, который убил троих человек, несмотря на копьё в груди, и над чьим телом плакал его хозяин.

Когда он закончил, кочевники рыдали так, словно потеряли матерей. Некоторые топали, кричали и даже обнимались или же уходили в поле, возможно, к собственным коням. Эгиль поклонился и снова занял своё место, уже не опасаясь, что пир закончится кровопролитием.

Некоторые пришли посидеть с ним, в том числе один из завтрашних противников Айдэна, который всё ещё утирал глаза запястьем.

– Судя по всему, это был великий человек, раз сумел обуздать такого зверя, – сказал он, и Эгиль улыбнулся.

– Это был шаман Букаяг. Но именно Айдэн подарил этого коня моему господину.

При этих словах глаза воина расширились, и он насторожённо всхлипнул, взглянув на Айдэна, а затем с почтительным кивком удалился. Позже Эгиль сидел вместе с Айдэном и вождём Сагаком, которым не очень хотелось переговариваться через арбника, пока к ним не присоединилась Амира. Заговорив, вождь указал на Эгиля.

– Каким же должен быть человек, чтобы не плакать на рассказе о таком животном? Соль в мужских слезах – благословение для земли и Кисагри. Ты должен был плакать.

– Кто такой Кисагри? – нахмурился Айдэн.

Амира поморщилась и принялась объяснять, но вождь, похоже, понял, что сказал Айдэн, и едва не вскрикнул от возмущения.

– Ты не знаешь Кисагри? – его гнев растворился в смехе. – Ты зовёшь себя избранником богов и при этом не знаешь повелителя лошадей? Бога неба и бури?

Айдэн помедлил с ответом, обдумывая свои слова.

– Я простой воин, – сказал он. – Вол – мой повелитель. Я не претендую ни на какие милости, кроме его.

Сагак покачал головой, словно говорил с неотёсанным болваном.

– А ты мне нравился, Айдэн Щитолом. Но Вол – один из младших богов. Завтра ты пожалеешь, что мудрецы не рассказали тебе о Кисагри и его любимых четвероногих сыновьях. Завтра ты умрёшь.

Эгиль скривился, а на лице Айдэна промелькнула угроза, которую, однако, могли уловить лишь те, кто знал его всю жизнь. Он ответил медленно, словно речь давалась ему с трудом.

– Слова – что ветер. Никогда не заканчиваются и сильно утомляют, как путь сквозь владения вашего бога. Завтра истина явится