Короли небес - Ричард Нелл

Однако заглянув в глаза юного Тейна, она поняла, что он – сын своего отца. Он не был похож на неё и не стал бы делать то, что необходимо. Она подняла бокал, признавая его правоту, и отпила.

⁂

Арун стоял на носу самого большого в мире флагмана и сжимал в кармане два письма. Ветер был попутным, волны не стихали, и он наслаждался ощущением свободы. Он всегда хотел быть моряком. Не пиратом, каким однажды стал, а торговцем или исследователем, бороздившим неизведанные воды Мирного океана, желавшим увидеть новые народы и таинственные места. Но это был не его Путь.

Как и все мальчики в батонском монастыре, он родился от матери, которую старшие монахи специальнно отобрали для деторождения. Всю свою долгую юность – в сорок лет он всё ещё выглядел как юноша – он не знал ничего, кроме монастыря. И всё это время он хотел только одного – свободы.

Каждый вечер, расправившись с обязанностями, он сидел на пляже со своим братом-близнецом Тамо и смотрел на волны. Они говорили о том, какие места посетят, какие деяния совершат. Но Тамо нравился остров и мирный уклад, и с возрастом он перестал говорить о морской жизни. А поскольку Арун любил брата, он тоже перестал заводить эти разговоры и никогда не просил его отказаться от своих ценностей, а потому повидать мир уехал в одиночку, оставив на прощание лишь записку.

– Мы приближаемся, – сказал адмирал Махэн. Он сощурил старые, но всё ещё не потерявшие остроты глаза, окидывая взглядом горизонт. Арун кивнул, ничего в этом не смысля, но полностью ему доверяя. Старые морские волки вроде Махэна по сотне признаков могли определить приближение суши, и для этого им даже не нужно было её видеть.

Глядя на морщинистое лицо капитана, Арун вдруг почувствовал себя очень старым. Он почти наверняка был старше Махэна. Большая часть его жизни казалась ему чередой воспоминаний – теперь, когда все его грандиозные планы и мечты о величии остались позади, он просто ждал, пока другие воспользуются предоставленным им шансом. Если он останавливался отдохнуть, разум вытаскивал наружу суровые воспоминания о том, как он выживал на островах без денег, друзей и семьи. Он подумал о давних преступлениях, о том, как применял все свои дарования и знания на невеждах, не знавших секретов Бато.

Странная штука – память. В юности Арун ненавидел монахов и хотел лишь одного – уйти. Теперь же он с нежностью вспоминал те годы – это было простое время с чёткими правилами, лишённое всяческой злобы и вины.

– Адская затейка, – сказал адмирал, глядя вдаль. – Я имею в виду поручение привезти ещё больше тех людей. Их и так уже достаточно, и они опасны.

Арун заметил, что на лбу Махэна выступили бисеринки пота, а его внимание лишь наполовину было приковано к морю. К ним подошли трое матросов, делавших вид, что проверяют канаты или драят палубу. У каждого на поясе висели ножи.

Да уж, подумал Арун, затейка и впрямь адская.

Иногда во сне он всё ещё слышал звуки резни в Халине и видел холодные глаза людей пепла, прорезавших себе путь к Трунгу. Ему и раньше была знакома жестокая смерть, но с Квалом всё оказалось иначе. Бедняга Квал, подумал он. Очередное жуткое деяние его жизни, в которой было больше мрака, чем света.

Почтенный капитан так и не смог оправиться ни от резни, ни от похищения женщин. Хоть Арун никогда об этом не говорил, да и слова дурного ни разу не молвил, он знал, что не простит короля, который приказал ему в этом участвовать. Фарахи тоже это знал, как знал практически всё.

Король мог бы его отстранить или убить, но это был не его стиль. Он был очень рациональным человеком. Правитель Шри-Кона использовал все имеющиеся в его распоряжении инструменты, пока те не затуплялись окончательно – то же произошло и с Квалом. Он отправлял его обратно в Аском с каждым купеческим флотом, торговавшим людьми и грузами, и тот годами с неизменной сноровкой противостоял погоде, морю и распущенным языкам.

Фарахи терпел его всё усугублявшиеся пьянство и злобу, пока в один день не отправил его в отставку. Спустя несколько лет он приказал Аруну вонзить нож в сердце Квала.

Из множества тёмных деяний, которые Арун совершил по приказу короля, это казалось наименее справедливым. Иногда он задавался вопросом, знал ли Фарахи точно, когда Квал его предаст. И если знал, то, выбрав Квала для того задания, знал ли он также, что это его разобьёт, но всё равно отправил именно его?

С годами Арун научился не задаваться подобными вопросами. С Фарахи всё было возможно. Арун был клинком во тьме Короля-Чародея на протяжении почти пятнадцати лет. Он видел, как воплощаются в жизнь предсказания, сделанные за десять лет до этого. Иногда Фарахи просыпался посреди ночи со списком имён – шпионов, предателей, пиратов, – зачастую зная, где и когда они окажутся.

Арун был его убийцей, его защитником, и изредка – его другом. Правление Фарахи началось в эпоху постоянных междоусобиц, пиратства и мелочных конфликтов; когда оно закончилось, ничего подобного больше не существовало. Все острова Пью процветали. Каста торговцев выросла вдвое, каждый остров, каждый город, каждый человек от короля до простолюдина благоденствовал, обретя мир и стабильность при монархе Алаку. Никто ни разу не сказал ему спасибо.

Его глаза увлажнились, но Арун сморгнул влагу, вспомнив последний их разговор, говоря себе, что глаза слезятся из-за ветра.

– Эка, если я умру… – сказал Фарахи незадолго до конца.

– Вы не умрёте, повелитель. Ваши видения и мой клинок вас защитят.

– Если я умру, – продолжал он будничным, как всегда, тоном, – необходимо, чтобы ты в нужное время доставил определённые послания. Некоторые можешь запомнить в общих чертах, но некоторые должны быть точными и оставаться запечатанными. По мере развития событий какие-то из них могут стать неактуальными, но я составил своего рода список. Я их систематизирую. Информация, которая в них содержится, может оказаться вопросом жизни и смерти для нашего народа. Обещай, что доставишь их.

– Обещаю, господин. Если вы умрёте, я закончу начатое.

Как и во многих других случаях, король лишь безэмоционально кивнул – просто решил очередную задачу, прежде чем вернуться к государственным делам. С тех пор, как умерла его наложница, он так и не