Душа мира - Мария Токарева
– Своим появлением на свет.
В глазах Сумеречного Эльфа заблестели слезы, непривычные для непоколебимого воина и хладнокровного Стража. Но теперь он с отеческой нежностью глядел на Раджеда, с надеждой и непонятным дотоле восхищением. И в тот миг сделалось жутко, льор потерял дар речи, в груди что-то оборвалось.
– Ты должен был умереть, Радж, не прожив и двух дней. Из-за заклятья, насланного отцом Нармо Геолирта. Долгожданный любимый ребенок… Геолирт-старший знал, как ударить побольнее. И ему это удалось. – Голос Сумеречного Эльфа набирал силу, словно он сломал незримую печать непреложной тайны и она обязывала поведать о себе в деталях. – Но твоя мать призвала меня своим безутешным горем. И умолила вмешаться в ту сферу, что запретна даже для меня: в течение жизни и смерти. Я откликнулся и не позволил тебе умереть. Заклятье рассеялось, я ликовал вместе с твоими родителями. Но тогда же случилось непоправимое: мир Эйлис начал погружаться в оцепенение каменной чумы.
Сумеречный Эльф вновь глубоко вздохнул, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Однако голос рвался надрывом скрипки, когда смычок беспощадно врезается в струны, выводя красоты музыки. Творение – великая жертва. Спасение жизни вопреки законам мироздания – запрет или испытание? Раджед не размышлял – пока не размышлял, сраженный правдой. Предупреждения Стража показались недостаточными. Впрочем, чтобы подготовиться к такой истине, не хватило бы и миллиарда лет.
– И подобные неисправимые катастрофы случались в каждом мире, где я смел проявить чуть больше своей истинной силы, – прохрипел Сумеречный Эльф, съеживаясь и вздрагивая. – Семарглы обнаружили источник могущества и вторглись в те сферы, что недопустимы для человека и любых существ во Вселенной, наделенных разумом и волей, но все же являющихся тварями, а не Творцом. С тех самых пор мне в наказание гибнут целые миры, в наказание за мои чудеса недостойного. Миры! Чем больше я стремился спасти множество жизней, тем больше сеял смерть. Стоит только моему сердцу дрогнуть, стоит только воле равнодушия дать трещину, как вместо благоденствия начинаются бескрайние разрушения. В одном мире я попытался спасти людей с помощью совершенной науки. Я построил для них гигантский высокотехнологичный город. Но… – Он зло поморщился, почти с отвращением бросая: – Люди разделились на жителей Города и его изгоев, даже не попытавшись спасти свою планету. Вы поступили не лучше. В этом уже есть часть и твоей вины.
– И в чем же? – Раджеда отрезвило нахлынувшее негодование. Он медленно поднялся с места, едва не обнажая когти. Почему-то ему чудилось, словно он вступает в поединок с собеседником. Впрочем, сознание всеми способами отгораживалось от шока, едва сдерживая подступавшее цунами невозможной паники.
Он – ошибка существования, из-за которой гиб Эйлис? Нармо не обманул! Худший враг сказал правду, а друг лгал столько лет! Да и друг ли? Общался, чтобы загладить свою вину? Оберегал как продукт своего эксперимента?
Однако же так легко осудил бы прежний Раджед. Но некто новый, родившийся после добровольного разрушения портала, после прикосновения к вечности, смиренно признавал: мотивы Сумеречного Эльфа были куда глубже и милосерднее. Он совершил недозволенное с точки зрения Стража, но единственно правильное для человека. И именно поэтому оставался самым верным другом.
– В бесконечной замкнутости на одном себе, – объяснил Сумеречный Эльф, – Эйлис был выпит, высушен войнами льоров. А я подтолкнул распад… И все же… это был я.
– Но если ты разрушил Эйлис, то есть ли у нас сила, чтобы его восстановить? Ты убил мою мать? – сдавленно обвинил Раджед.
– Нет… О нет! – Сумеречный Эльф протестующе замахал руками, однако замер, уставившись себе под ноги. – И одновременно да. Она была тесно связана с магическим балансом, что питал Эйлис с начала времен. Когда он треснул, иссякла ее долговечная молодость и магия. Прости меня! Хотя… за это невозможно простить.
– Если у тебя столько силы, то почему ты не мог восстановить баланс? – не понимал Раджед. Получалось, что все это время Страж имел власть и над чумой окаменения. Вопросы возникали один за другим.
– Стало бы еще хуже! Стоило только разуму моему вновь объять нечеловеческое, я увидел, как вслед за немедленным восстановлением Эйлиса гибнут новые и новые миры, сталкиваются звезды и планеты, разверзаются черные дыры.
Сумеречный Эльф опустился на кресло возле портала, сжимаясь в комок, словно прячась. Он безропотно ждал любых проклятий и обещаний навеки изгнать из башни. Раджед же изнуряюще долго молчал. Чародей боролся с собой, ища ответы, и вертел в руках талисман, однако предки хранили тишину. Вероятно, их истинные голоса таились не в холодной глади камня, а в сердце.
– Значит, это я причина всех разрушений… – проговорил, растягивая слова, Раджед, однако подошел к Стражу, раскидывая руки, словно желая обнять весь мир. – Прости меня за все. Брат мой.
Что-то светлое затопляло обновленную душу льора. Он узнал страшную правду, но она оказалась лучше неведения. Обиды, недомолвки, невероятные предположения разом пали. Правда была рассказана именно тогда, когда пришло время. Чуть раньше Раджед обвинил бы Сумеречного Эльфа, капризно потребовав изменить, исправить содеянное. Раньше он нес бремя слепца: свою гордыню.
Ныне же льор отчетливо представлял, почему и во имя чего погибла его мать. Сложилась картина, отчего она так грустно глядела на сына – она и правда прощалась. И она, и Страж знали, на что шли. Жизнь за жизнь ради сохранения равновесия. Впрочем, мироздание не простило их… Каменная чума все равно обрушилась на мир. И за все это Сумеречный Эльф долгие века тяжко сокрушал себя.
Раджед только поразился его стойкости, ничуть не желая обвинять. В душе воцарился странный покой, предельно грустная, но все же непостижимая гармония. И непроизвольно он видел вокруг себя линии мира, внезапно перейдя не в момент атаки или опасности на новый уровень восприятия. Всеединство… Великое знание – вот из чего состоял мир. Раджед аккуратно отбросил капюшон с лица Сумеречного Эльфа. Тот изумленно поднял глаза, словно не ожидая столь скорого прощения от вспыльчивого льора.
– Брат… – неуверенно сорвалось с его губ. Сумеречный Эльф пораженно повторил: – Брат… ты не виноват в своем рождении. Но теперь ты понимаешь, что за груз ответственности и терзаний нес я за годы нашей мучительной дружбы.
По щекам Стража скатилось по две густые кровавые слезы. Вечность не оставила ему даже человеческих слез.
– Теперь это и мой груз, – кивнул Раджед, спокойно и настойчиво продолжая: – Есть ли способ спасти Эйлис? Перед смертью мать говорила о Душе мира. Что она имела в виду? Она говорила, что Эйлис потерял свою душу.
Сумеречный Эльф оживленно вскочил с
