Душа мира - Мария Токарева
– О! В этом уже нет моей вины, это бедствие породила вечная война льоров. Весь Эйлис распихали по сокровищницам. Но Душу свою он потерял раньше, еще в те времена, когда были полны недра и зеленели леса. И не в моих силах вернуть ее.
– Тогда где она? Как ее найти? Чем создать? Эльф!
Но Сумеречный Эльф безмолвствовал, будто губы его сомкнула сургучная печать. И лишь внезапно кинулся с башни, в полете обращаясь черным вороном, больше ничего не объясняя. Им обоим требовалось пережить и переосмыслить этот диалог, прокрутить его, вспоминая каждое слово. Однако неугасимая надежда, до того трепыхавшаяся слабой лампадкой, взвилась жарким пламенем, растопляя холодный янтарь в солнечную смолу.
– Но все же это в наших силах, – проговорил Раджед, решительно сжимая кулаки. – Душа мира. Душа…
Глава 7
Предчувствия разделенных
Москва, 2017 год
Небо бугрилось облаками, дождь лил несколько дней кряду, свивая начало весны две тысячи семнадцатого года. Семь лет… Целых семь лет минуло после путешествия в Эйлис.
Семь лет без Раджеда и без ответов о природе чумы окаменения. Неразгаданная магия больше не касалась ее. Вернее, так казалось всем вокруг: они и не подозревали, как изменилась жизнь задумчивой скрытной девочки. Никто точно не догадывался, почему она поступила на исторический факультет и закончила его с отличием.
Перед Софьей простиралась, казалось, еще очень долгая неизведанная дорога взрослой жизни. Но верного спутника для преодоления вместе всех грядущих преград и разделения радостей не находилось. Впрочем, она уже давным-давно знала его имя, но надежду на встречу разбило зеркало.
Всего-то зеркало, тонкое стекло! Не жизнь и смерть, как показалось в тот роковой день. Тогда образ глупой девочки окончательно исчез из нее, отпал высохшим бутоном. Безбрежная боль смела все злые воспоминания, все фальшивые образы, заставлявшие искусственно ненавидеть. Она любила. Этого нового, другого человека, отважного и доброго. Пусть все твердили, что люди не меняются.
В тот день они оба превратились в иных созданий. Софья осознала это, когда в голове отчетливо просипел измученный голос Сумеречного Эльфа: «Он жив».
Больше объяснений не требовалось, радость не ведала границ, она пронзала исполненное скорби сердце блаженством. Короткое слово «жив»! Казалось, его повторяло все вокруг: распевали говорливые городские пичуги, подтверждал шевелением деревьев ветер, даже неприветливый пыльный асфальт в вечном кружении машин механически стучал поворотами колес: «Он жив, он жив».
– О! Рита! Волшебная страна жива! Чудеса существуют!
Софья тогда кинулась к сбитой с толку сестре, заключая ее в объятья. С тех пор у них образовался один выдуманный мир на двоих. Старшая рассказывала чудесные истории младшей, в свободные минуты разыгрывала с ней в куклы целые сюжеты. И в какой-то момент осознала, что огромное количество прочитанных сказок своей родины перемешивается в ее фантазиях с легендами и мифами Эйлиса.
Тогда она поразилась, откуда узнала их, и вновь дотронулась до жемчужины, раздумывая, что несет в себе случайный подарок старого чародея. Казалось, что именно через него впитывались на уровне подсознания все древние сказания другого мира.
Иногда посещали сомнения: не несет ли зло этот артефакт? Но намерение избавиться от него отзывалось тяжелой ноющей тоской, словно при угрозе ампутации важной части тела. Столь чиста была песня камня, столь искренний робкий зов Эйлиса она передавала, что не поднималась рука снять. Жемчужина срослась с ней. Так Софья все лучше изучала культуру и традиции обоих миров: своего – по книгам, Эйлиса – через сны и неосознанные озарения, выраженные в сказках для Риты.
– И что у тебя за фантазии? – иногда ворчала бабушка. – Все в облаках витаешь, а тебе уже двадцать три.
– Ничего. Я буду рассказывать эти сказки своим детям, – непроизвольно отозвалась Софья, но тут же смутилась, покрывшись румянцем. – Когда-нибудь.
– Сокурсницы-то уже замуж выходят. А ты? Все ждешь кого-то? – удивлялась бабушка.
За семь лет Софья холодно отвергала ухаживания уже третьего парня. Иной раз с подружками она попадала на какие-то увеселительные мероприятия вроде студенческих дискотек под Новый год. И ей даже нравилось танцевать. Пару раз она производила на кого-то впечатление, но либо сама терялась и не замечала, либо, распознав желание познакомиться, наблюдала про себя, как глухо и пусто на сердце.
Новый ухажер воспринимался скорее как приятель, знакомый, собеседник. А сердце затворялось, словно было уже занято кем-то другим. Она даже не пыталась отпираться от этих мыслей. Лишь мучили смутные сомнения: не полюбила ли она в силу своей романтичности созданный ею же образ? Не соткала ли его из осколков снов и едва уловимых фраз с той стороны зеркала? Но она ждала, не обращая внимания на непонимание подруг и увещевания бабушки.
– Не слушай, если говорят, что «пора-пора». Кому пора? Куда? – находилась поддержка в лице двоюродной сестры. Валерия была всегда резковатой и угрюмой, а ее предпочтения в стиле и музыке – готика и металл – и вовсе наводили страх. У нее находились на то причины: тетка Софьи не слишком-то ладила с мужем, а их дочь попадала под жернова их семейных ссор. Из-за этого семьи общались намного реже, чем стоило бы, и отдалялись друг от друга.
Но после выпуска из университета у Софьи почти не осталось подруг, и образовавшуюся пустоту внезапно заполнило общение с Валерией. Хотя время от времени казалось, что сестра отвечает на сообщения по сети с какой-то неохотой, будто ей требовалось иногда отключаться от всего мира.
Софья тревожилась за нее, желала помочь, но не приходило ни единой мысли, каким образом. Впрочем, своевольная Валерия и не требовала даже малейшей жалости. А с внутренними демонами боли предпочитала сражаться в одиночестве. Лишь иногда в светло-серых глазах отражалась беспричинная ярость. Но она не адресовалась Софье, которая по собственной инициативе наладила их общение, настаивая на встречах. Валерия с удивлением приняла сестру-подругу, обнаружив нечто общее в устремлениях и интересах. Болтали все больше о пустяках, о «девичьих штучках», но на обеих лежала печать потаенной печали, словно их настоящую радость размывал незримый дождь.
– Не, если сердце молчит, то никому это «пора» не надо. Это как спешить на поезд, который едет туда, где тебе совершенно нечего делать. – Валерия слегка нервно дергала плечами, звучно продолжая: – Иной раз само придет. Обрушится так, что удивишься. А чем мучиться с кем-то, лучше вообще не рождаться, чем так жизнь обоим поганить.
– Страшные ты вещи такие говоришь, – поражалась Софья, сжимая кружку горячего чая с имбирем. Они
