В гнезде "Пересмешника" - Артём Март
Муха украдкой окинул взглядом, не пялится ли на нас кто-нибудь из бойцов. Убедившись, что не пялится, он тихо добавил:
— И ты ни разу не подводил. Ни разу. А тут дело о твоем товарище идет… Потому спрошу еще раз: что ты думаешь?
Я не ответил ему сразу. Сунул руку в карман бушлата, среди россыпи патронов, какой-то мелочевки и карманного ножа, что когда-то подарил мне Вася Уткин, я нащупал…
— Клык? — удивился Муха.
— Кажется мне, что это послание, — сказал я. — Послание нам. Какая-то… Игра. И не исключено, что и это…
Я поближе показал Мухе превращенный в некий амулет кабаний клык.
— И пропажа Алима, — продолжил я, — и этот «Джинн» в скалах — все это элементы этой самой «игры».
Муха угрюмо свел брови к переносице.
— Если б это все мне сказал не ты, я б подумал — бредятина, — сказал он вполне серьезно.
— Все тут у нас началось с бредятины, — сказал я, осматривая клык.
— Ты хочешь пойти за стариком, — не спросил, а констатировал Муха.
— Да.
— Одного я тебя не пущу, — помолчав несколько мгновений, отрицательно покачал головой Муха. — А отправлять группу — риск. Я уже говорил.
— Риск, — я кивнул. — Все это риск.
— Но то, что предлагаешь ты — не только риск для жизни людей. Это ставит под удар выполнение боевой задачи.
Я сощурился, глянув на солнце. Потом посмотрел на старика Мерзакулу.
Мы встретились взглядами.
И сейчас глаза этого, на первый взгляд, убогого существа полностью изменили свое выражение. Не было в них больше ни растерянности, ни подобострастного лебезения. На меня смотрели чуткие, внимательные глаза хищника. Смотрели острым, пристреленным, как у снайпера, взглядом.
— Это игра, — сказал я, когда мои догадки перешли в разряд почти полной убежденности, — а играть я привык по своим правилам.
— Это ты о чем? — не понял Муха.
Я ухмыльнулся. Заглянул старлею в лицо.
— Скажи, Боря, — начал я с улыбкой, — ты ведь мне доверяешь?
— Вон туда! Вон туда, шурави! — Мерзакула указал своим посохом в узкое, каменистое ущелье, видневшееся на развилке дорог.
Муха и правда доверял мне.
Старлей задал лишь еще несколько уточняющих вопросов, а потом дал добро идти за Мерзакулой.
Вместе со мной отправил Бычку, Звягу и еще двоих погранцов из отделения Андро Геворкадзе.
Сначала шли кучно. Когда преодолели расстояние примерно в километр, я велел разорвать дистанцию:
— Дистанция в пятьдесят метров! — скомандовал я. — Не говорить, не курить. Двигаться с применением мер маскировки! Мы с Мерзакулой пойдем вперед. Ваша задача — наблюдать, если что — прикрывать. Звяга, держи рацию наготове. Надо будет — сразу на связь с Мухой!
Такое мое решение вызвало у Мерзакулы точно ту реакцию, что я и ожидал. Старик насторожился. Он стал чаще зыркать на меня. И каждый его взгляд оказывался не взглядом безобидного старика, но чутким взором сосредоточенного, ждущего подвоха человека.
Мы оторвались от остальной группы. Если пограничники следовали с применением мер маскировки, то мы со стариком и не думали хорониться.
Кроме того, мне показалось, что Мерзакула стал мрачнее. А еще — гораздо менее разговорчивым.
Он шел рядом, прихрамывал, вел под уздцы своего ишака. Последний, внимательно выбирая, куда поставить копытце, беспокойно фыркал. Прижимал уши к серой шее.
С момента, когда мы растянулись в цепь, старик проронил лишь одну фразу:
— Это ты хорошо придумал, — сказал вдруг Мерзакула своим прежним, добродушным тоном, — хорошо придумал, молодой шурави. Мерзакула сразу видит — ты хороший командир. Тут опасные места. Тут ходят душманы. Если засада — все вы в нее не попадете.
— А ты и правда ученый человек, Мерзакула, — с нескрываемой насмешкой ответил я ему в тот раз. — Знаешь, как обходить советские мины. Это уже впечатляет. Большинство местных лепестки и в глаза не видали. А ты знаешь. Да еще, оказывается, знаешь, как засады нужно ставить. И как в них не попадать.
Мерзакула не ответил мне сразу. Он проковылял еще несколько метров, опираясь на свой посох, и только потом проговорил странным, хрипловатым голосом:
— Мерзакула живет давно, молодой шурави. Я видеть всякое в своей жизни.
Когда мы стянулись к той самой развилке, на которую нам указывал «старик», оказалось, что путь тут не просто разделяется. Неширокая, но относительно простая тропа добрую сотню метров тянулась по дну ущелья, а потом начинала петлять, поднимаясь на пологий пригорок. Дальше шла вдоль скал.
Вторая, пролегавшая в ущелье, казалась сложно проходимой. Дно тропы устилал бой разнообразных по размерам и форме камней. Тут и там на пути виднелись ступени или большие валуны, обходить которые приходилось по ручьям.
— Группа — вы идете здесь, поверху. Прикрываете нас с господствующей высоты. Следите за обстановкой. Мы с Мерзакулой попытаемся пробраться по ущелью. Связь с командиром держать постоянно. Если не увидите меня на том конце ущелья через двадцать минут — отступайте.
Я посмотрел на Мерзакулу. Старик, казалось, сделался чернее тучи.
— Ты как, дедушка? — спросил я, — сможешь пройти по такому сложному ущелью? Ноги-то не подведут?
Старик вдруг стянул с головы свой капюшон. Показал мне грязноватый паколь. Из-под головного убора торчали недлинные, сероватые от седины волосы. Волосы показались мне несколько более грубыми, чем бывают у людей.
— Мерзакула давно ходит по горам, — изобразил старик свой простоватый и добродушный тон, — молодой шурави, ты не смотри, что я калека. По горам я ходить не быстро, но аккуратно, как старый горный баран.
Он ответил. Ответил теперь и на мой вызов, который я бросил ему только что. Ответил ровно точно так же, как и я ответил на его, когда Мерзакула сообщил нам о том, что нашел тело погибшего пограничника.
А еще я видел — дед нервничает.
Что бы ни задумал этот человек, дела пошли не так, как он того ожидал.
Мы углубились в ущелье. Старик шел медленно, время от времени останавливался, чтобы подтянуть за веревочку своего осла.
Однако я заметил кое-что интересное: на некоторых особенно сложных ступенях или камнях хромота деда внезапно исчезала.
Изменение в
