В гнезде "Пересмешника" - Артём Март
— Шу-ра-ви! — сложив руки рупором, закричал нам старик, — Шу-ра-ви! У меня для вас новости! Новости у меня для вас есть!
— Ты гляди. По-нашему шпрэхает, — удивился Бычка.
— А! Чего⁈ — крикнул ему Пчеловеев.
— Но-во-сти!
— Ты тут не пройдешь! — закричал ему я, — тут нужно в обход!
— А-а-а-а?
— Тут нужно в обход! Знаешь как⁈
Старик опустил руки, подобрал свою грязно-серую, шерстяную накидку, в которую закутался от ветра. Потом снова закричал:
— Знаю!
— Так иди! Мы тебя встретим!
— Чего ты? — удивился Бычка. — Это че за дед? И на кой черт нам его встречать?
— Посмотрим, как обойдет, — сказал я, — и поставим на тропе секрет. Уже кое-какой, да от него толк будет.
Вблизи старик был, казалось, еще более скрюченным, чем издали. Старик носил грязноватый паколь, сползший ему на брови, а шею по самые губы замотал шерстяным шарфом. Вдобавок, накинул на голову свою пышную накидку из грубой шерсти. Использовал ее край вроде капюшона. Предплечья дед обматал какими-то тряпками, да так, что видны были лишь скрюченные пальцы с очень грязными ногтями.
Лицо деда было очень грязным, с многочисленными, но неглубокими морщинами вокруг глаз. При этом сами глаза его оказались красноватыми и постоянно слезящимися. Старик то и дело щурился от ветра и утирал их грязными руками.
При этом, пахло от него, не потом, землей и дурманом, как от многих других местных, а табаком и, как ни странно, мылом.
— Меня звать Мирзакула, — сказал он слабым, несколько кряхтящим голосом. Потом повторил, словно попугай: — у меня для вас есть новости.
— Это из-за него ты всех взрывом перепугал? — кисловато заметил Муха, осматривая старика, которого мы подвели к лагерю.
— А лучше, чтобы он подорвался на лепестке? — спросил я укоризненно.
Муха вздохнул. Потом сложил руки на груди.
— Обыскали? — Он бросил взгляд на Бычку.
— Так точно, товарищ старший лейтенант. Нету у него никакого оружия. Только ножик при поясе. Ну и… Куча трав.
— Я ходить сюда, горы, — косноязычно заговорил старик, опираясь на палку и здоровую ногу, — ходить в горы чтобы собрать травы. Потом продать их кишлак. Нынче время плохое. Голодное. А мне, да вон…
Он кивнул на своего ишака, прижавшего уши к шее.
— Да вон, Аббе, надо кушать.
— Пастух? Из Хумри? — строго спросил Муха.
— Хумри! Хумри, да! Но нет, не пастух! — закивал старик, еще сильнее горбясь и опуская лицо. — Я был кальяндар когда-то. Жил у одного ученого хозяина чайханы. Зульмихана-Бабы. Готовил кальяны гостям. Зульмихан-Баба был уч-е-е-е-ный. Он жил Советский Союз когда-то. Там много чего узнал. Чуть-чуть учил Мирзакулу русский язык.
Старик уставился на Муху мокрым взглядом своих сощуренных глаз. Быстро и как-то довольно заморгал. Продолжил:
— Я тогда даже чуть-чуть работать с русский рабочими. Переводить им с дари. Эх… Давно это было. Еще когда они дорога Кундуз строить. То хорошие были времена. Не то, что сейчас.
Муха поджал губы. Задумчиво посмотрел на старика. Тот заметил это, опустил голову, втиснул ее в плечи так, будто бы ожидал, что его сейчас ударят.
— Это ты зря сюда пришел, Мирзакула, — сказал Муха. — Тут везде наши минами поля засеяли. Что б душманы не ходили. Неровен час, наступишь на лепесток, и все. Нога тю-тю.
— Чего? — не расслышал старик.
— Говорят тебе, — опустившись к нему, заорал Бычка, — говорят, нельзя тут ходить! Мины тут! Ног лишишься! А у тебя, как я вижу, и так с этим беда!
— А! Мины! Мины Мирзакула знает! — Старик снова довольно прищурился. Кажется, это он так улыбался. — Мирзакула видит. Он обходит, где не надо ходить!
Я поджал губы, изучая деда.
Старик нетвердо стоял на ногах, то и дело всем кланялся, прятал глаза, остерегаясь смотреть на пограничников прямым взглядом. Впрочем, это было довольно типично для многих местных.
И все же, мне показалось, что я замечал кое-что странное в поведении Мирзакулы. Казалось, что взгляд его время от времени менялся. Становился более внимательным и сосредоточенным. Особенно когда он поглядывал на пограничников.
С одной стороны, это можно было легко объяснить настороженностью старика. Все же, многие местные стороняться вооруженных советских бойцов. К тому же, это могла быть простая игра света и тени от паколя или капюшона. Но оставался шанс, что причина кроется в чем-то другом.
— А душманы? Тут душманы кишмя кишат, — сказал Муха. — Душманов не боишься?
— Душманов? — Старик будто бы удивился. — А что душманы у меня отбирать? У Мирзакулы ничего нет. Только сухая трава.
— Жизнь, — буркнул Муха. — У Мирзакулы есть жизнь.
Старик хрипло хохотнул.
— Жизнь Мирзакулы не так много стоит, чтобы ее отбирать. А что немного стоит, и терять не так жалко, да?
Муха хмыкнул.
— Ты говорил про то, что у тебя есть для нас какие-то новости, — напомнил я.
Мирзакула вдруг зыркнул на меня. Зыркнул внимательно и чутко. Потом замялся, снова спрятал грязноватое лицо.
— Новости… Новости есть, да, молодой шурави. Но… — старик помялся, переминаясь с ноги на ногу и опираясь на свой посох. Будто бы застеснялся, — Но Мирзакула слаб. Мирзакула не ел со вчерашнего утра и…
— Хочешь, чтобы тебе заплатили? — догадался я.
Старик втянул голову в плечи.
— Новости-то, хоть, полезные? Или так? Чепуха? — спросил Муха. — Если чепуха, если тебе просто есть нечего, так и скажи. Не надо врать. Банку другую тушенки тебе выделим.
— Мирзакула ничего не брать за так, — обиделся старик. — Я всю жизнь работать. Даже сейчас просто так не просить еды. Только менять на травы.
— Вот как? — Муха улыбнулся.
— Я давно видел, как вы ходите тут, между гор, — продолжил он, — если б новости были тьфу… как-и хар, Мирзакула бы не стал тревожить шурави.
— Что такое «как-и хар»? — вопросительно приподнял бровь Бычка.
— Ослиное говно, — невозмутимо перевел Муха.
Бычка глуповато хохотнул.
— Бычка, притащи-ка нашему гостю пару банок тушенки, — распорядился Муха.
Бычка пожал плечами и направился к стоящим неподалеку БТРам.
— Спасибо… Спасибо молодой госпадин, — Мирзакула раскланился и даже подался к Мухе, чтобы схватить его




