Потоп - Андрей Готлибович Шопперт
Я, сочиняя пятнадцать лет назад учебник по военному делу, категорически запретил неподготовленные лобовые удары. Одно дело, когда гусарская хоругвь, атакует вражескую пехоту на марше. И совсем другое дело — штурм укреплённого лагеря. Я как то прикинул, что потери от взятия укреплений в поле могут быть в разы выше, чем при штурме стен высокого замка. А всё дело в плотности огня. На стометровом участке штурмуемой стены в боевой галерее с бойницами или на узком обходе за зубцами могут спрятаться пятьдесят-шестьдесят стрелков. Они смогут дать несколько выстрелов по наступающему полку неприятеля. Причём мушкетёры нападающей стороны будут тоже вести беглый огонь по зубцам и бойницам. Максимальные потери наступающих в этом случае около сотни человек. Остальные поднимутся на стены замка и сомнут оборону на этом участке.
Теперь смотрим про укреплённый лагерь в поле. За частоколом или за корзинами стоят ряды приготовившихся стрелков. Они собрались именно у штурмуемого участка укрепления. На стометровом участке по наступающему полку выстрелят десять рядов обороняющихся(караколь). Из тысячи выпущенных пуль примерно треть достигает цели. И у самого частокола обороняющиеся дают по врагу ещё десять залпов в упор. Большая часть наступающих врагов убита или ранена. Срыв атаки.
Мы должны заставить врага атаковать наши укрепления. Как этого добиться? Прежде всего нужно построиться перед боем в понятном для врага порядке. И чтобы ему не было особенно страшно. Зная мощь картечи наших единорогов, неприятель, скорее всего, не полезет главными силами в центр под выстрелы сразу всех пушек редута. Ударит по флангам, куда может бить только половина редутных единорогов. А мы поставим на флангах по два пехотных полка с каждой стороны. Итого: на фланге шириной почти в триста саженей всего две тысячи стрелков, которые изначально будут стоять в поле не защищённые корзинами-габионами. Соблазнительная цель? Я тоже так думаю.
За месяц, что пробыл с Первой Дивизией в Лейпциге, я провел пять бригадных учений и одни общие всеми частями и подразделениями Дивизии. На учениях было выявлено, что десятки командиров ротного и батальонного звена слабо ориентируются на поле боя, тупят и паникуют. Не представляют своих действий в случае изменения обстановки, оставаясь со своим подразделением на месте и ожидая приказа из штаба. Сообщения соседей на эсперанто, зачастую, в пылу боя были для них непонятны.
Вот с такими неучами и приходится воевать, — думал я, вызывая горе-офицеров на ковёр.
Но, оказалось, что большинство из них военных училищ не кончало, а только двухмесячные курсы, на которых они учились пользоваться компасом, читать карты, держаться в седле и говорить на эсперанто. Скромно как-то. Пока офицерами не станут полноценные двухгодичники, то и спрос с этих эрзац-офицеров невелик. На всякий случай, я перевёл самых дремучих горе-ротных в обоз, а на их место поставил капралов из моей гвардии. Они хоть и «академиев» не кончали, но, имея за плечами опыт десятков сражений, должны были командовать ротами всяко лучше трусоватых неучей.
Перед началом сражения я провел собрание офицеров, где присутствовали все, начиная с ротных командиров. Ещё раз напомнил о неукоснительном и своевременном выполнении приказов. Повторил мантру о том, что солдат нужно беречь и не посылать на убой в лобовую атаку под картечь и пули. Так же просил всеми силами избегать штыкового или рукопашного боя с большими отрядами неприятеля. Даже если в итоге мы получали за гибель наших восьми смерть десятка врагов — такой размен был нам не выгоден. Нужно максимально использовать мобильность, точность и скорострельность наших пушек и стрелковых отрядов. В случае, если у врага численное преимущество, то следует действовать по принципу «уколи и отступи». При этом нужно иметь связь с соседями и сообщать им о своём отходе, чтобы не открыть их фланг. Всё это я сказал на собрании офицеров, а затем обошёл всех построившихся, пожал руку и спросил о просьбах и пожеланиях. Знаю, что такое общение с генералом для поручиков и ротмистров дорогого стоит.
Затем было штабное совещание со штабом Дивизии и командирами Бригад. Мы решили провести на поле трюк с переодеванием. Два полка курляндских рекрутов имели форму отличающуюся от гвардейской. И противник об этом знал. В первую очередь он ударит в наше самое слабое звено — по рекрутам. Поэтому два гвардейских полка Первой Бригады переоделись в рекрутов и встали напротив поляков, а рекруты переоделись в гвардейцев и встали напротив саксонцев.
Наши полки первой линии стояли на двести шагов впереди корзин-габионов, расставленных в шахматном порядке, чтобы у конников возникали трудности для преодоления препятствий. А трудности будут, так как перед габионами стояли противокавалерийские рогатки, замаскированные высокой травой. После встречи с рогатками часть конников слетит с коней, а остальные резко замедлят свой ход, объезжая препятствия. Всё это должно помочь нашим стрелкам выбить чужую конницу на подходе к линии обороны. Тем более, что единороги с редутов молчать не будут и угостят неприятеля картечью.
Сражение в целом прошло, как мы и рассчитывали. Поляки и запорожцы три раза накатывали на наши позиции, но каждый раз отходили, понеся огромные потери. Саксонцы же обозначали активность, маневрируя вдали от наших позиций и лишь пару раз подходили на расстояние картечного выстрела.
На нашем левом фланге мне пришлось трижды посылать резерв на подмогу переодетым рекрутам. А после третьей атаки я так и вовсе сменил два ряженных гвардейских полка. Они потеряли треть состава убитыми и раненными.
Поляки, потеряв в атаках едва ли не половину своих солдат, вероятно, были в бешенстве из-за пассивности саксонцев. Естественно, саксонцы остались на поле боя прикрывать отход поляков в Прагу. Вот тут мы перестали скромничать и, наведя мостки-гати через ручей, переправились всей Второй Бригадой на другой берег и окружили саксонское воинство, выкатив вперёд пушки шести конных батарей.
Поляки возле Праги не успели опомниться, а саксонцы уже сдались. Без единого выстрела. Они выторговали себе почётную капитуляцию. Уход в Лейпциг с огнестрельным оружием, но без пушек и пороховых обозов. Меня это устраивало. Курфюрст пообещал переход на сторону Северного Союза.
На следующий день к Праге подошли наши Вторая и Четвёртая Дивизии. Положение гарнизона стало безвыходным. Польский король с парой тысяч конных успел выскочить из захлопывающейся ловушки, а остальные через неделю сдались. Прага наша!
Глава 17
И я скажу, что я никогда не
