Потоп - Андрей Готлибович Шопперт
Беру со стола расписную стеклянную кружку и вдребезги бью её об стену. Слуги лишь слегка вздрагивают привычные к такому.
Ишь ты, Марта… Но я ведь тоже женщина. Поэтому и завела себе друга сердечного князя Ивана Торбеева. Этот родственник опальных Романовых год назад вернулся из ссылки. Приблизила его к себе, к телу допустила. Молод и горяч Ваня, но стала замечать я у него замашки господские. То предложит мне своего кандидата в министры, то попросит подряд на большое строительство. Я сперва угождала ему, а потом решила, нет, так дело не пойдёт. Уже целый месяц как я отлучила князя Торбеева от своего тела. Перевела его в конюшню. Пусть за лошадьми смотрит. А я уж как-нибудь без него.
Я теперь шитьём одежды интересуюсь. Умершая бабушка оставила моему супругу Виктору свои ателье в Риге, Митаве и Виндаве. Пока война была мастера ко мне в Москву в этом году перебрались. Если раньше, в правление моего отца шёлк был очень дорог и одежда из него была лишь в царской семье да на боярах, то теперь не так. Купцы, дворяне, чиновники и даже богатые крестьяне могут себе позволить купить отрез шёлка. Цены то упали раза в два, а доходы у русских людей выросли. Во всех наших губерниях появились ателье, что копируют столичную моду, а в столице главная модница это я! Кружева с замысловатыми узорами, одежда из атласа, бархата, тафты и шёлка. У меня уже три шкафа заполнены красивыми платьями. Многие из них «дорого» пурпурного или фиолетового цвета. В Европе во многих странах мода на чёрный цвет, но мне он кажется слишком тяжёлым. У них в меланхоличной Европе чёрный — цвет траура. У нас же цвет скорби — белый, а всё цветное символизирует жизнь.
Вон, вернувшийся в Москву Евдоким купил с десяток самых крупных красилен и стал этим… Как там говорил мой муж? Во. Точно. Монополистом. Он теперь поставляет сукно для армии и флота, а это я Вам скажу огромные деньги. Миллионы полновесных золотых рублей(серебро то мы всё в Китай отправляем). А золота у нас стали добывать немало. На Урале и в Сибири большие старательские городки то тут то там. В прошлом году на монетные дворы поставили сто пудов золота. Это сколько же золотых рублей за год сделали? Прикидываю в уме… Почти пять миллионов золотых рублей. Евдоким, конечно же, не монетами с казны берёт. Счёт у него в Московском Банке. Вот туда то векселя кремлёвские и поступают. Мол, должны мы держателю сей бумаги. А ещё в ходу среди знати и купечества «шёлковые» деньги. Их уже лет пятнадцать печатают, как Виктор из первой кругосветки пришёл.
Виктор, Виктор… Как ты там? Скучаешь ли по мне? Ведь я помню не только плохое, но и хорошее…
Смотрю на шкафы с одеждой и припоминаю, что Виктор мне после свадьбы много всяких чудных вариантов одежды и обуви нарисовал. И названия придумал: брюки, пиджак, ботинки и, стыдно сказать, трусы. Такого в Европе нет. Там В Италии и Франции трусы похожи на укороченные брюки. А у Виктора раза в два короче. Он даже мне приказал сшить шёлковые панталоны. Они не такие короткие, как его трусы так что носить не стыдно. Ох и выдумщик мой муженёк… Он как-то даже показал мне эскиз новых брюк с ширинкой на пуговицах. Это что-то невероятное. Я все эти рисунки на отдельную полку собрала и, как портные появились, им всё отдала. Мол, шейте. У них мерки Виктора есть и они старались, как могли. Вот, посылаю Виктору обновки. Может он после подарка простит меня, дуру? Хоть бы простил. Соскучилась я по нему.
Обед с канцлером Головиным. Голова, как часто я называю его, что-то рассказывает: новости, сплетни, шутки. Но я слушаю его в пол-уха. Если начать вникать во все дела, то голова заболит. Слишком уж много интересов разных людей нужно учесть при подготовке Указа. Вот пусть у Головы голова и болит. А я доедаю щи и запиваю хорошим французским вином. Что там дальше? Жаренная картошка, отварная осетрина, похлёбка из рябчиков и пироги с икрой: чёрной, красной и заморской — баклажанной. Вытираю губы и прислушиваюсь, что там лопочет мой спаситель Голова.
Голова, как канцлер, неплох, но в одиночку за всем не уследишь. Он жалится, что зачастую главами министерств приходится назначать не слишком умных новых бояр. Да, они верны трону и показали это во время Смуты и на выборах. Но этого мало, чтобы управлять частью большого хозяйства. Вот и правят министерствами не министры-бояре, а их советники, с которых и взятки гладки. А ещё наши бояре тяжелы на подъём. Зажрались на тёплых местах и не выезжают из столицы, а посылают на догляд своих помощников, которые, вернувшись, говорят начальству то, что оно хочет услышать, а не правду-матку. Из десяти доменных печей, что построены до начала моего царствования, пять уже не работают и требуют полной переделки. А почему? Да потому, что управляющими были назначены знатные дворяне ничего не понимающие в этом деле. Они не делали вовремя ремонт — деньги экономили. Доэкономились. Пришлось эти печи останавливать и строить заново. Мой муж Виктор в разговоре с Марэном ле Буржуа ещё три года назад говорил об этом. Поэтому его домны под Тулой до сих пор работают, давая стране чугун и железо.
Принесли на подпись список разбойников-душегубов для казни через четвертование. Стачала руки отрубят, потом под улюлюканье толпы — ноги. И лишь напоследок голову. Эдакий театр на площади. Прикажу рубить с головы. Мы же не живодёры какие. Культурные, кхе-кхе, люди!
Недавно я вернула в Москву Дубыню Усладова. Этот мастер сыска пока здесь не при деле и развлекает меня тем, что моих ближних людей проверяет. Усладов поставил у себя в московском доме сломанный печатный станок в сарае. Ждёт когда мастера из Курляндии приедут, чтобы отремонтировать. А во время пьянок с моими людьми, что Дубыня устраивает, он показывает гостю этот станок и говорит, доставая пачку шёлковых ассигнаций Меховой Компании, что неплохо было бы и российские бумажные деньги так печатать. Тем, кто сдаёт его в с потрохами — я даю премию, а те, кто предлагает наладить выпуск фальшивых денег — попадают в застенки Тайной Канцелярии. Те, кто ничего
