Медведев. Книга 3. Княжество - Гоблин MeXXanik
Воевода повернулся ко мне и хитро прищурившись, уточнил:
— Что тогда?
Я налил отвар в чашку, сделал глоток и откинулся на спинку кресла. А затем произнес:
— Вчера Вере Романовне позвонил мастер Молчанов. И попросил встречи для знакомства.
— Молчанов…
— Мастер-распорядитель «Фонда Завета», — ответил я. — Того самого, созданного старым князем.
Морозов кивнул и сделал глоток.
— А потом я хотел бы посмотреть эти здания, чтобы выбрать штаб-квартиру нового ведомства, — продолжил я и положил на стол папку.
Воевода удивленно покосился на нее, и я уточнил:
— Нашел реестр в кабинете управы. Так что сегодня мы снова отбываем в Северск. И боюсь, что на весь день.
— Ноша князя нелегка, — философски заметил Морозов, одним глотком допил отвар и встал с кресла. — Я подгоню машину.
Воевода направился к выходу. Я же посидел у камина еще несколько минут, глядя на огонь и радуясь короткому промежутку утреннего отдыха. А затем с неохотой поднялся, допил отвар, перевернул чашку назло Мурзику, который наблюдал на меня из-за занавески. Бельчонок отозвался на мой поступок злым стрекотанием. Но я только усмехнулся, посчитав это хорошим знаком, и вышел из гостиной…
Глава 16
«Фонд Завета»
Я вышел на крыльцо. Морозов стоял рядом с машиной и трепал по холке Аргумента. Пёс довольно щурился, и при моём появлении тихо фыркнул, словно напомнил, что теперь он тоже часть княжеской свиты.
— Хороший пес, — с нажимом сказал воевода и погладил зверя между ушей. — Правильно сделали, что забрали его себе.
— Не обижает других собак? — уточнил я с улыбкой, подходя ближе.
— Он умный, — уверенно ответил Морозов. — Даже миски их не трогает. Понимает, что старость надо уважать.
Я усмехнулся, открыл дверь и сел в салон. Аргумент проводил меня внимательным взглядом, будто проверяя, что всё делаю по уставу. Морозов занял место за рулём, завёл двигатель и, повернувшись ко мне, приподнял бровь.
— Куда едем, княже?
Я продиктовал ему адрес, где предлагал встречу Молчанов. Воевода кивнул, и авто выехало с территории и свернуло на шоссе, уходящее в сторону леса. На мгновенье мне померещился рыжий хвост, который сразу же исчез в ближайших кустах.
Дорогу и лес затянул молочно-белый туман. Такой плотный, что его, казалось, можно было резать ножом. Фары выхватывали мокрый асфальт, блестящий будто стекло.
Силуэты деревьев с обеих сторон смыкались в высокий коридор. Тёмные стволы тянулись вверх, кроны переплетались. Иногда в свете фар в тумане мелькали белёсые берёзы, словно призрачные стражи.
Машина мчалась вперёд, фары выхватывали из марева только несколько метров дороги, а дальше путь застилал туман. И в этой дымке мне всё время чудилось движение, как будто кто-то невидимый идёт рядом, с интересом наблюдая за нами. И ждёт, когда мы оступимся.
Ощущение чьего-то присутствия было настолько явным, что я поёрзал в кресле и поправил воротник пиджака. Морозов бросил на меня короткий взгляд, но не произнес ни слова.
На встречной полосе появилась патрульная машина жандармерии. Белая, с широким синим мазком краски вдоль борта, она казалась здесь чужеродной, как знак порядка на покрытой туманом трассе в этих диких местах,
Фары нашей машины и их свет полоснули друг друга навстречу, и на секунду лица внутри салона стали видны. Два жандарма, сосредоточенные и хмурые, скользнули по нам взглядом.
Я чуть повернул голову, следя, как их машина исчезает за поворотом. А затем откинулся на спинку сиденья и задумался о «Фонде Завета».
Я, выдержав паузу, всё же спросил:
— Вам что-нибудь известно об этом фонде?
Морозов пожал плечами, взгляд его оставался спокойным, но в голосе проскользнула тень настороженности:
— Только то, что его основал ещё старый князь. Причём аккурат перед самой смертью. По задумке правителя, для работы в этот фонд должны были набираться существа из старшего народа.
Я постучал пальцами по подлокотнику, будто отбивая ритм, и пробормотал:
— А теперь он ожил. Как раз в тот момент, когда пришло время конфисковывать имущество Курносова.
Воевода повернул голову, посмотрел на меня пристально:
— Вы им не доверяете?
Я пожал плечами, стараясь придать жесту безразличие, хотя внутри было неспокойно:
— Ну почему же? Какой смысл был оставлять телефон, если бы эти… люди хотели меня обмануть? Да ещё и приглашать после этого на встречу.
Помолчал, затем добавил, чуть тише:
— Просто странно всё это. Слишком уж вовремя они объявились.
Морозов хмыкнул, но взгляд его задержался на дороге дольше обычного, словно и сам почувствовал: за совпадениями почти всегда кто-то стоит.
— И в чём странность? — уточнил Владимир, скосив на меня внимательный взгляд.
Я покачал головой, пытаясь подобрать слова:
— Это сложно объяснить. Просто… мне показалось, что этот Молчанов будто умеет читать мысли.
Морозов хмыкнул, но без улыбки:
— Ну, у старшего народа свои особенные таланты. Может, он и впрямь умеет делать что-то подобное.
Я провёл ладонью по колену, словно стирая невидимую пыль, и продолжил:
— А ещё мне кажется, что именно они убедили Курносова переписать имущество. Слишком уж быстро он сдался.
— Пока что я не вижу в этом фонде ничего дурного, — спокойно возразил воевода. — Деньги, мастер-князь, — они только людям интересны. У старшего народа свои ценности. Им не нужно злато и серебро, если только это не…
— … драконы, — закончил я за него, а потом, немного сдав голос, переспросил: — Неужто такие тоже есть в нашем мире?
Владимир усмехнулся уголком губ, но взгляд его потемнел, будто он видел больше, чем собирался сказать вслух:
— Много чего есть во всех мирах, — ответил Морозов загадочно, и в машине на миг стало тише, чем хотелось бы.
Я не решился уточнять, что именно считается ценным для старшего народа — не хватало ещё угодить в лекцию, после которой сон был бы обеспечен. Вместо этого сунул руку в карман пиджака и нащупал там гладкую, тёплую поверхность жёлудя.
Жёлудь, к слову, тот самый, поднятый ещё у хижины, где мы разбирали земельный спор между Митричем и Иволгиным. С тех пор я его не искал и уж точно не перекладывал. Но каждый раз он словно сам находил дорогу обратно в мой карман, как непрошеный, но настойчивый спутник.
Я не стал удивляться. Это ведь Северск. Здесь всё происходит по своим, местным законам, тем, что вне пределов края не работают. И чем дольше я здесь жил,




