Да не судимы будете - Игорь Черемис
Правда, сейчас они с мужем, бардом Юлием Кимом, уже отошли от активных действий, чтобы хоть как-то восстановить карьеру Кима, но всё равно — судя по результатам допросов, большая часть украинской информации в «Хронику» проходила именно через эту Ирину. Задерживать её я не собирался — корреспонденции с Украины она передавала тому же Якобсону безо всякой обработки и критического восприятия, даже не редактировала. Вообще редактурой, если её так можно было назвать, «Хроники» занимались либо сам Якобсон, либо пара девушек, которые также были вовлечены в борьбу за всё хорошее — некие Полина Вахтина и Татьяна Великанова. Третьей была Надежда Емелькина, которая в прошлом году не выдержала накала борьбы и отъехала в пятилетнюю ссылку.
Вахтину мои коллеги выключили из процесса ещё в 1969-м, её проверяли в институте Сербского, потом всё же осудили на пару лет и отправили отбывать срок в Казани; она должна была выйти в декабре. Великанова напрямую в поле зрения Комитета не попадала, только в связи с арестом мужа, одного из той восьмерки, что выходила на Красную площадь в августе шестьдесят восьмого протестовать против событий в Чехословакии. Но данные, полученные в ходе дела Якира, позволяли и её привлечь к ответственности — она, как оказалось, была активным помощником Якобсона в работе на «Хроникой». Правда, девушкой её можно было назвать весьма условно — ей уже было сорок лет; по иронии судьбы, она тоже работала программистом, но кандидатскую диссертацию не защитила. Я про такую диссидентку ничего не слышал, а потому ещё не решил, что с ней делать, и гражданка Великанова пока пребывала на свободе. [1]
В целом же я считал, что когда Якобсон сядет, о «Хронике» можно будет забыть. Одна Великанова — даже с вернувшейся из заключения Вахтиной — этот проект не потянет, особенно если за ними приглядывать и отгонять от них других диссидентов. В принципе, их даже можно было использовать в качестве «живца» — причем гораздо более понятного и успешного, чем этот странный проект с театром на Таганке. Но эту часть я благоразумно откладывал на будущее, в котором Петр Якир отправится сидеть свой небольшой срок, а я сдам начальству отчет об успешно выполненном поручении.
— Да, я готова… — выдавила из себя Ирина Якир. — Мне нужно что-то подписать?
— Только протокол, — я посмотрел на то, как она ставит подпись, и добавил безразличным голосом: — Ирина Петровна, у меня к вам ещё один вопрос. По оперативным данным, у вас много знакомых в Украинской ССР, и часть из них передает через вас информацию для «Хроники текущих событий»…
Она вскинула голову и недоверчиво посмотрела на меня.
— Зачем вы это спрашиваете?
— Как вы можете видеть, это уже не допрос, — я демонстративно убрал бланк с её подписью в папку. — Просто беседа. Но ответы абы какие всё равно лучше не давать, нас учили чувствовать ложь. Меня интересует, как вы познакомились с этими людьми. Ведь вы, кажется, никогда на Украине не были, даже детство провели в Мурманске и в Сибири, а во взрослом возрасте жили под Москвой и в Москве. Удовлетворите моё любопытство?
Я внимательно посмотрел на неё. Ирина Якир моего интереса к этой теме не ожидала, и на её лице хорошо читались её мысли — она никогда об этом не задумывалась, а потому начала вспоминать историю своих знакомств. Но вскоре, кажется, пришла к какому-то согласию со своими убеждениями.
— Кто-то учился со мной в институте… — медленно сказала она. — Другие были их друзьями, они приезжали к ним, у нас была одна компания. Ничего незаконного…
— А я вас и не обвиняю, — я мягко улыбнулся. — Это действительно было простое любопытство. Спасибо, что рассказали.
* * *
Машину я брать не стал, поехал пешком — подольше, но мне нужно было подумать о том, как выстроить разговор с Якобсоном. Отправлять к нему следователя из группы мне не хотелось; по этой же причине я сам беседовал с Ириной Якир. Возможно, потом, когда Якобсон окончательно сдастся, я передам его Анатолию Трофимову — пусть ему достанется вся слава, а мне останется моральное удовлетворение. Пока же я считал, что это будет моя корова, которую я выдою до конца.
Якобсон уже растерял свой боевой настрой, но на меня он по-прежнему смотрел, как на врага. В принципе, мы и были врагами, хотя в другой ситуации вполне могли бы пропустить вместе по паре пива. Но сейчас нас разделял стол, который служил четкой границей — с одной стороны я олицетворял закон и порядок, а с другой стороны находился закоренелый преступник, который по какой-то халатности до сих пор не был осужден.
— Ирина Петровна Якир не получала от вас десяти тысяч рублей, Анатолий Александрович, — сказал я вместо приветствия. — Она утверждает, что вы передали ей лишь двести рублей.
Он натянуто улыбнулся.
— Долго же до вас доходило… Ну да, не передавал. И что?
— А мы, Анатолий Александрович, не торопимся, зато делаем всё обстоятельно, — я тоже растянул кончики губ. — Из этого следует, что вы передали деньги кому-то другому. Кому?
Он отвел взгляд и уставился на стену.
— Молчать поздно, Анатолий Александрович, — поторопил я его. — Вы же умный человек, Блока наизусть помните, должны понимать, что при определенной настойчивости мы всё равно найдем, кому вы передали деньги. Это займет время, но, повторюсь, нам торопиться некуда, а вот вы все эти месяцы будете сидеть в камере.
— И что, ты предлагаешь мне заделаться стукачом, чтобы сменить камеру в изоляторе на камеру в тюрьме?
— Стукач, как вы называете осведомителя, Анатолий Александрович, это человек, который сотрудничает с органами правопорядка тайно, — наставительно произнес я. — Поэтому вы никак не можете быть стукачом, потому что уже заработали почетный статус подследственного, с которым мы разбирались в нашу прошлую встречу. Кроме того, тем людям, которых вы назовете, ничего серьезного и не грозит, хотя деньги им, конечно, придется вернуться. Вещдоки, знаете ли, а это вещь серьезная.
Это было не совсем так, к тому же я почему-то
