Да не судимы будете - Игорь Черемис

Диссидент-4: Да не судимы будете

Глава 1

«На сцене перед огромным залом» [1]

Мне казалось, что на дворе совсем не 1972 год, хотя именно про это едва ли не кричала слегка старомодная одежда. К тому же в «Шереметьево» ещё не было массы рекламы и ярких чемоданов, с которыми граждане независимой России грузились на чартерные рейсы. Многого не было. Зато была толпа — суетливая, ничего не понимающая и слепо тыкающаяся туда-сюда.

— Начинается посадка на рейс Эс Ю двести шестьдесят один до Вены. Повторяю. Начинается посадка на рейс Эс Ю двести шестьдесят один до Вены. Пассажиров просим пройти на шестой выход. Повторяю. Начинается посадка на рейс Эс Ю двести шестьдесят один до Вены. Пассажиров просим пройти на шестой выход.

И то же самое — на плохом английском, да ещё и через отвратительные динамики. Не знаю, понимали эти объявления иностранцы, но я разбирал их через слово — и только большой опыт позволял мне восстановить всю фразу целиком.

— Мы следующие, — чуть грустно сказал Макс и обнял Ольгу.

Девушка доверчиво прильнула к нему, и я отвел взгляд. Некоторые вещи всё же чересчур отдают интимом.

— Так точно, — сказал я в сторону. — Твои на месте.

«Твои» — это спортсмены, которых Макс должен довезти до Мюнхена, устроить там и в идеале привезти обратно в СССР. Он был куратором советской сборной по тяжелой атлетике — я узнал достаточно известного Василия Алексеева, а вот остальные так и остались для меня никем, хотя всех их мне представили, даже какого-то невесомого по сравнению с нами паренька по имени Мухарбий, который выступал в весе пера. Я, разумеется, не помнил, чего добьется на этой олимпиаде советская команда, но надеялся на лучшее. Кроме того, никаких громких скандалов с невозвращенцами в моей истории не случилось, что вселяло определенную надежду. А ещё я знал итог баскетбольного финала между СССР и США, спасибо родному кино, и про это я Максу уже говорил, и очень надеялся, что он не побоится сделать ставку у немецких букмекеров. [1]

Сейчас спортсмены стояли вокруг своих сумок и чемоданов и что-то бурно обсуждали. Что именно — за гулом аэропорта не было слышно, но судя по тому, что больше и эмоциональнее всех говорил Алексеев, речь шла о тактике, которая обеспечивает победу.

— Да, пора… — сказал Макс.

Ольга с трудом оторвалась от своего жениха.

— Ты же взял список? — вкрадчиво спросила она.

— Взял, взял, — он поцеловал её.

— То, что в конце — можно не брать, — деловито сказала Ольга. — Это я так записала, на всякий случай. Но то, что в начале — привези обязательно!

— Конечно, дорогая, — ещё один поцелуй. — Ладно, дай нам с Витьком попрощаться.

— Скажешь тоже — попрощаться, — ухмыльнулся я. — В общем, ты и сам знаешь, что надо делать, веди себя хорошо, кушай кашку на завтрак и купи карту города, чтобы не потеряться. А то позор будет на всё московское управление — отправили за спортсменами приглядывать, а ты сам потерялся.

Макс тоже улыбнулся и расставил руки. Мы обнялись — я к этому выражению чувств, которым злоупотребляли почти все люди этого времени, почти привык и даже радовался, что со мной дело не доходит до троекратных поцелуев. Но объятий я постоянно избегать не мог — к тому же сейчас это было мне на руку.

— Помни про баскетбол — ставь на наших, тогда на весь список хватит с лихвой, ещё и обратно привезешь, — прошептал я Максу на ухо. — И вот это возьми…

Из моего внутреннего кармана в такой же карман на пиджаке Макса перекочевал сложенный вчетверо конверт.

— Что там? — так же тихо спросил он.

— Двести марок… не спрашивай, а пользуйся. И не свети сейчас, всё равно тебя проверять не будут. И по прилету тоже не свети, — посоветовал я и громко добавил. — И помни — ты обещал наушники!

— Какие наушники? — насторожилась Ольга.

Я её понимал — покупка чего-либо для меня могла уменьшить то, что Макс купит для неё по составленному ею списку.

— Да неважно, — отмахнулся я. — Там мелочь сущая, не переживай, Оль, на всё ему хватит.

Она подозрительно посмотрела на меня, но положение спас Макс, который снова обнял свою подругу и что-то прошептал ей на ухо.

— Объявляется посадка на специальный рейс компании «Аэрофлот» в Мюнхен. Повторяю. Объявляется…

— Всё, Макс, бывай, — я постучал ему по плечу и повернулся к атлетам. — Парни, грузиться пора. Ни пуха вам и возвращайтесь с золотом!

Ответом мне было дружное «к черту!».

* * *

Ради марок я пошел на должностное преступление, которое вполне могло стоить мне погон и даже свободы. Я сам не знал, зачем это сделал — скорее всего, вспомнил все перестроечные байки про то, как мучились советские командировочные, получавшие сущие копейки в качестве суточных. Или сущие центы с пфеннигами, поскольку речь шла об иностранной валюте.

В принципе, советские «туристы» уже отработали множество методов относительно честного приработка во время пребывания в капиталистическом мире. Тот же Макс тащил в чемодане банки с черной икрой и мешочек матрешек — товары, которые легко можно было превратить в денежные знаки страны пребывания. Ещё у него был с собой своеобразный набор юного туриста, глядя на который мне, человеку из будущего, хотелось смеяться, хотя это был смех сквозь слезы. Все эти банки с консервами, пакетики супа, пачка чая, сахар и кипятильник с жестяной кружкой позволяли питаться прямо в гостинице, не тратя драгоценную валюту на какую-то еду. Впрочем, за Макса можно было не волноваться– он был человеком предприимчивым, язык знал неплохо, так что ни за что не пропал бы в этом Мюнхене, который через неделю в очередной раз прогремит на весь мир. Да и наши тяжеловесы уже поездили по миру, так что порядки знали хорошо и вертеться тоже умели.

Но двести марок ФРГ наличными — это всегда двести марок. Я за них отдал