Да не судимы будете - Игорь Черемис
* * *
Пока усилитель прогревался, Юрий рассказывал мне байки из того времени, когда они с «Соколом» здесь обитали. Я привычно делил эти рассказы на десять, но всё равно получалось, что приключений у доморощенных музыкантов было прилично — впрочем, так обычно и бывает, когда ты молод и чрезвычайно увлечен своим хобби, которое не слишком нравится старшему поколению.
А одновременно я думал, что сыграть этому умудренному в западной музыке товарищу. Стиль я, конечно, обозначил, но блюз — понятие очень широкое, под него что угодно подвести можно, если сыграть это «что угодно» медленно и печально. Формально блюзом была и романовская песня «Кто виноват», но я её сегодня уже исполнял, пусть и мысленно. А потом я вспомнил про ещё один хит «Воскресенья», с которой и началось моё музицирование в этом времени и в этом теле.
Я взял «музиму», чуть подстроил третью струну, а потом заиграл проигрыш, который сейчас выглядел пусть не как привет из далекого будущего, но всё равно очень прогрессивно — особенно по меркам всяких ВИА советского извода. Гитара заметно отличалась от моей «торнады», но была приятной.
— В моей душе осадок зла и счастья старого зола…
Ещё с проигрыша Юрий оказался полностью захвачен этой песней. Ну а в процессе его буквально начало разрывать на несколько частей — одна хотела начать записывать текст, другая — аккорды, третья — и то, и другое сразу. Смотреть на это было забавно, но я старался петь серьезно — всё же Никольский писал о важных вещах, и не стоило портить его лирику улыбкой, хотя суета моего слушателя забавляла. Кроме того, я и сам наслаждался странной акустикой этого зальчика, в которой многочисленное эхо создавало причудливую картину звуков.
— До горизонта протянуть надежды рвущуюся нить и попытаться изменить хоть что-нибудь…
Я резко оборвал песню и прижал струны, чтобы не звенели.
— Ну как? — спросил я небрежно.
То, что чувствовал Юрий, было хорошо видно по его лицу и жестам. Он был раздавлен и не сразу собрался с мыслями.
— Что это? — наконец спросил он.
— Блюз, — я всё-таки улыбнулся. — Хороший блюз.
— На русском… — пробормотал он. — Мы с ребятами пытались, но наш «Край» никому не зашел, а «Солнце» вообще высмеяли… сказали, чтобы мы не выделывались.
— «Край»? «Солнце»? — я немного удивился. — Ни разу не слышал.
— Ну ещё бы… мы особо и не распространяли, хотя Айзек что-то пытался, заставил нас записаться. Говорил, чтоб в веках хоть что-то осталось. Сейчас, кажется, мафон не утащили…
Он порылся в залежах аппаратуры и добыл там катушечный магнитофон со скругленными по моде шестидесятых углами. К магнитофону на длинных шнурках были присобачены такие же скругленные колонки, а на верхней крышке имелась гордая надпись: «Яуза-10».
— Это стерео, ещё первых выпусков, там даже лентопротяжка стоит от «грюндика», — с непонятной мне гордостью пояснил Юрий. — Надеюсь, Харитон его не добил окончательно…
Он подключил розетку к сети, и нам пришлось ждать, пока нагреются лампы, на которых были собраны схемы этого чуда техники, их свет можно было заметить в щелях. А потом…
«Где тот край» оказалась незатейливой песенкой, которая, в принципе, подошла бы любому советскому ВИА семидесятых. Пел сам Ермаков, и он категорически не вытягивал даже этот примитивный мотив, но музыкальная часть была сделана вполне на уровне, присутствовала даже какая-то вполне оригинальная аранжировка. А «Солнце над нами» была самой настоящей фолк-роковой композицией — весьма оригинальной, с дудками, забавным текстом про какой-то цветочек и в корне отличающейся от всего, что звучало на нынешней эстраде. Впрочем, голос Юрия и там не справлялся со своей задачей, из-за чего всё вместе звучало так себе.
Я посмотрел на него — он явно наслаждался свидетельствами былого величия «Сокола», и мне было непонятно, видит он огрехи своего исполнения или нет.
— Ну как? — повторил он мой вопрос.
— Сами написали?
— Ну да, я в основном за музыку отвечал — всё же музшкола за плечами, а Игорек стихи придумал, — объяснил Юрий. — «Край» первой был, потом уже «Солнце». Нас Намин к себе звал, как Айзек сел, горы золотые обещал.
— Отказались? — уточнил я, зная ответ.
— Да, надо было под него ложиться полностью, иначе он не умеет… хотя, может быть, это и правильно, — задумчиво сказал он. — Это у нас в «Соколе» вольница была, в нормальных коллективах такого не допускают. Думаю, если мультики Харитона прижмут, они сбегут оттуда. Я вот что подумал… Ты сам с приятелем своим кумекай — стоит к нам лезть. А то может так получиться, что я его сосватаю, а мы через год… кто куда. Ему бы к Намину, конечно, у них и денег полно, и аппарат классный. Но у них с басухой всё в порядке.
— Спасибо за откровенность, — улыбнулся я. — А сам что посоветуешь? Может, есть ещё кто, у кого с басухой не в порядке?
— Да есть, как не быть. Никольский из армии вернулся, — я чуть встрепенулся, услышав знакомую фамилию. — Пока обратно к Сикорскому прибился, может, «Атлантов» снова соберут, а эта команда пару лет назад на всю Москву гремела. У них, правда, своего материала почти не было, но, говорят, Костик притащил какую-то крутую песню про музыканта… сам не слышал, но ребята хвалили очень. [1]
Я мысленно выдохнул, поняв, что был очень близко к провалу — всё-таки хорошо, что этот «Музыкант» надоел мне ещё в моей первой жизни. Впрочем, я бы, наверное, выкрутился — музыка сейчас распространялась самыми причудливыми путями, так что всегда можно было отбрехаться всеобъемлющим «где-то слышал».
— И какие у них шансы возродиться? — спросил я.
Впрочем, никаких «Атлантов» моя память не хранила, как не помнил я ничего ни о каком Сикорском. Но это я собирался уточнить во время следующего разговора с «Мишкой», сейчас эта, наверное, легендарная личность была важна исключительно с точки зрения практики — есть у него нужные качества, чтобы стать менеджером успешной группы, или же они у него напрочь отсутствуют.
— Да фиг знает, — Юрий безразлично пожал плечами. — Раньше Алик боевой прямо был, сейчас… потух как-то.
