Да не судимы будете - Игорь Черемис

Это я и сам видел — он ещё жил рок-н-роллом, но уже не в полную силу, скорее, по инерции, скучая по старым добрым временам, когда он и его приятели лабали рок и чувствовали себя причастными к чему-то великому. Если бы тогда их ждал успех — хотя бы в рамках Москвы, — то всё могло сложиться иначе. Но сложилось вот так. А, значит, мнению этого разочаровавшегося в роке музыканта доверять не стоит, как и отправлять Саву в топку «Троллей», «Солдатиков» или тех же «Атлантов».
— Слушай, а зачем ты песню у Савы так задорого купил? — поинтересовался я.
— Это разве задорого? — усмехнулся он. — Нормальный композитор за пять сотен даже к роялю не подойдет, а ведь потом ещё надо и за текст платить. А тут — готовая песня, бери и исполняй. К тому же за всё «Союзмультфильм» платит, Харитон как-то хитро такие расходы оформляет, чтобы все счастливы были. Могут и в мультик какой пристроить. Его на студии ценят…
Тут пришлось хмыкать мне — оказывается, Сава ещё и продешевил. Впрочем, мы с ним ребята провинциальные, столичных порядков не знаем… Я мысленно записал себе ещё один вопрос, который надо обязательно задать «Мишке». Если песни и вправду стоят так дорого, то, может, ну их, эти союзы всяких композиторов и писателей? Продать штук сто композиций из будущего, а потом жить припеваючи безо всяких пластинок фирмы «Мелодия»…
Я опять же мысленно отвесил себе подзатыльник — не хватало ещё, если о моем приработке узнают в Конторе, замучаешься объяснять, что, почём и зачем. И главное — не объяснишь никому, в первую очередь Бобкову, а во вторую — Андропову. Эти просто не поймут такой авангард. Да я и сам не того ждал от этой жизни.
[1] Никольский начал играть с «Атлантами» Александра (Алика) Сикорского в 15 лет, в 1966-м, это была обычная самодеятельная кавер-группа. Именно благодаря их концерту Макаревич решил собрать собственную группу (и получил «Машину времени»). Но в 1970-м трех музыкантов — в том числе Никольского — призвали в армию, он вернулся в 1972-м, поиграл немного с Сикорским и ушел к Намину в «Цветы». «Музыканта» Никольский написал как раз во время службы, но прогремела эта песня только после выхода альбома «Воскресенья».
Глава 12
«Все страшные тени леса»
— Сколько⁈ Тоша с ума сошел? — удивление на лице Ирины Якир явно было настоящим. — Не мог он такое сказать…
— Я всё понимаю, Ирина Петровна, — твердо сказал я. — Но показания Анатолия Якобсона имеются в его деле, при необходимости мы готовы организовать очную ставку. Подумайте ещё раз — Якобсон точно не передавал вам десять тысяч рублей?
Она всхлипнула.
— Он приходил… кажется, месяц назад, дал рублей двести… две купюры по сто… для нас с Юликом это большая сумма… сами же знаете, его не печатают, и я вынуждена уйти…
Я мысленно вздохнул.
— Ирина Петровна, не пытайтесь меня разжалобить, я слишком много повидал в этой жизни, — устало сказал я. — Конечно, как человек, я вам сочувствую. Но и вы должны понимать, что эти санкции со стороны государства вызваны вашей противоправной деятельностью. Ни один руководитель не рискнет связываться с тем, за кем внимательно приглядывают органы.
Она снова всхлипнула, но промолчала.
— Вы готовы на очную ставку в случае нужды? — уточнил я.
— А это… это обязательно? — она подняла на меня покрасневшие глаза.
— Если Анатолий Якобсон будет настаивать, что передавал вам названную сумму, а вы будете это отрицать, то получится ваше слово против его слова, — объяснил я. — Иными словами — тупик, выходом из которого и является очная ставка. Есть и другие способы, но, боюсь, к вашей ситуации они не подходят.
— А что за способы? — спросила она с надеждой.
— Вы должны доказать, что не получали от гражданина Якобсона названную сумму. Но, как вы, надеюсь, понимаете, доказать отсутствие чего-либо очень сложно, если не невозможно. Например, если мы восстановим всю вашу жизнь за прошедшие полтора месяца с точностью до минуты, это всё равно даст лишь косвенную уверенность в том, что Якобсон говорит неправду. Поэтому и прибегают к очной ставке — знаете, врать, глядя человеку в глаза, очень трудно. Я лично уверен, что Якобсон по какой-то причине вас оговорил, но мою уверенность, к сожалению, к делу не подшить. Тем не менее, прежде чем организоваться вашу с ним встречу, мы ещё раз спросим его о деньгах, и, возможно, на этот раз он ответит честно. Но повторю свой вопрос: вы готовы на очную ставку с Анатолием Якобсоном?
Она коротко кивнула.
— Наверное, да… — на лице дочери Якира пробежала тень, она подалась вперед и тихо спросила: — Скажите, а если я соглашусь, что он дал нам эти деньги…
— Не стоит, Ирина Петровна, — я позволил себе легкую улыбку. — Эти деньги получены преступным путем и проходят как вещественные доказательства по делу гражданина Якобсона. Готовы ли вы вернуть государству десять тысяч рублей? И подумайте ещё вот о чем — что будет, если потом мы установим, кому он всё-таки отдал эти деньги? Заведомо ложные показания, статья 181 Уголовного кодекса РСФСР, до года лишения свободы. Знаете, мне бы не хотелось рассказывать вашему отцу, что его дочь тоже оказалась под следствием. Мы с ним только-только достигли некоего взаимопонимания, а такая ситуация всё разрушит. Так что скажете про очную ставку, Ирина Петровна?
* * *
То, что Якобсон врал, было понятно сразу, и вопрос был только в степени этого вранья. Собственно, для выяснения этого я вызвал на понедельник Ирину Якир, раз уж её друг и соратник показал на неё недрогнувшей рукой. У дочери моего главного подследственного дела шли неважно, но это было заметно и по первому допросу, который прошел достаточно формально. Она была в целом красивой девушкой, похожей на отца, но со смягченными чертами лица; её портила разве что прическа — впрочем, сейчас такое убожество было даже в моде — и неприятные псориазные пятна, которые она безуспешно