Да не судимы будете - Игорь Черемис
— Жаль, у них классная музыка, — с сожалением сказал Юрий. — Хотел бы я уметь так сочинять. Так в чем вопрос-то?
— Да вопрос простой, — сказал я. — Ты вот Саву куда пригласил? В эту свою группу, которой до группы ещё ползти и ползти?
— Ну да, мы без баса сейчас, а этот паренек видно, что с гитарой обращаться умеет. Ну и песни у него классные… я, правда, не поверил, что это что-то народное, думаю, он сам их пишет, но почему-то признаваться не хочет. А с полным составом можно и концерты давать, хотя Игорек говорил, что не хочет профи становиться, его работа вполне устраивает. В общем, пока я ту песню Харитону сбагрил, им глянулась, обещают на концертах исполнять и в альбом включить.
— А что за Харитон-то?
— А, это… Серега Харитонов, тоже тут живет, учились вместе, но он чуть помладше. У него всё всерьез, это мы кто чем занимаемся — я вон в преподы подался, Игорь в художники. Но обещаю, что твоему Саве у нас будет нормально.
* * *
Я в этом «нормально» уверен не был, поскольку с Юрием мне уже всё было ясно. Он был из тех идеалистов, что в начале шестидесятых припали к живительной струе западного рок-н-ролла, нарекли её «настоящей музыкой» и принесли клятву на крови, что будут играть только её. Они не задавались глупыми вопросами, просто переводили английские тексты на русский и старались как можно точнее снять аккорды, уверенные, что это и есть залог успеха каких-нибудь The Beatles. Про Брайана Эпстайна они если и слышали, то про его заслуги в том, что битлы стали битлами, точно не были в курсе. А этот человек как бы являлся главным и ключевым фактором, который превратил скромную группу из Ливерпуля в мировой феномен.
В принципе, это незнание было понятно. Это я в будущем уже был наслышан про менеджеров и продюсеров, которые и зарабатывали основные деньги на успешных командах конца 80-х вроде «Ласкового мая» или «Миража». Слышал я и про продюсерские проекты в России девяностых — других тогда и не было. Но для Советского Союза образца 1972 года это знание вовсе не было таким уж очевидным, хотя буквально все более-менее известные музыкальные команды и сейчас процветали благодаря неким протопродюсерам — их называли художественными руководителями, они и сами могли выступать на сцене, но более всего им удавалась роль организатора. И неважно, что именно они организовывали — добывали качественный материал для своих подопечных или могли договориться с любой площадкой о выступлениях. Главное, что они хорошо умели это делать. Остальное прикладывалось к этим самым умениям.
Таким продюсером, например, был Дутковский — хотя, конечно, он уже взял груз не по своим силам, поскольку в этом отношении проигрывал Владимиру Мулявину из «Песняров» и даже мужу Ротару, который стал для неё очень хорошим Эпстайном. Я помнил несколько фамилий, что были на слуху и в моем времени — Бари Алибасов сейчас, кажется, покорял Казахстан с «Интергралом», Стас Намин вовсю раскручивает ансамбль «Цветы», а Павел Слобокин на много лет занял себя «Веселыми ребятами». Живы были и реликты прошлого вроде Леонида Утесова, которого тоже формально можно отнести к продюсерам, как и Олега Лундстрема.
В принципе, этот Юрий знал одного прирожденного продюсера — некоего валютчика и любителя золота Айзеншписа, работу которого по продвижению никому не известной команды до вполне приличного уровня популярности сложно переоценить, ведь он этот «Сокол» даже в какую-то филармонию пристроил, что означало официальный статус и много-много концертов. Айзеншпис, наверное, мог бы вообще этот «Сокол» в небеса отправить, если бы не предпочел своё второе увлечение. Я не помнил, как у него обстояли дела в восьмидесятые — кажется, он и второй раз присел за всё ту же валюту, — но после выхода наткнулся на малоизвестную ленинградскую команду и превратил её в кумиров миллионов. То есть чутье и хватку Айзеншпис за решеткой как минимум не растерял.
Самим же «Соколам» — а сейчас ещё и «Троллям» с «Оловянными солдатиками» — до таких низких материй дела явно не было. Они были уверены, что нужны песни — а всё остальное приложится. В целом они были правы, без песен ни один продюсер ничего не сделает. Вот только платить за хороший музыкальный материал по полтысяче за штуку — прямая дорога к преждевременному разорению. Деньги у Юрия явно водились; их источник мог быть каким угодно — зарплата, какие-то гонорары, даже то, что выделял ему на карманные расходы папа-генерал. Правда, на приличную программу нужно десяток песен, а это пять тысяч рублей — советские музыканты жили хорошо, но не настолько, особенно когда речь заходила о группах, которые не были признаны официальными органами.
Вот только Юрий не был продюсером. Эти ушлые ребята постарались бы выцыганить песню у Савы бесплатно или за обещание будущих барышей — с их точки зрения мой школьный приятель был лохом, которого не грех и кинуть. Но Юрий оказался пареньком честным, что мне в нем понравилось. Не понравилось то, что без продюсера эти его группы ждала участь, предсказанная «Мишкой» — поварятся в собственном соку пару лет и разбегутся. Конечно, за это время Сава освоится в Москве, заведет нужные знакомства, так что не пропадет — устроится к Намину или Слободкину, где всегда была сильная текучка. Только тем мои песни особо не нужны — не их репертуар категорически; если я сейчас притащу Намину «Bang», первый хит «Парка Горького», он посмотрит на меня, как на умалишенного. Да и Слободкин вряд ли примет «Тётю» — «Веселые ребята» ещё не дошли до нужного градуса безумия, сейчас они были рафинированным и воспитанным ВИА.
Ну а судьба Савы… пожалуй, в «Смеричке» ему будет лучше, чем в любой из московских команд, где никто не будет заботиться о том, где он живет и есть ли у него деньги на покушать.
— Юр, а можно сыграть? — я небрежно кивнул на «Музиму».
— Конечно, — легко согласился он. — А что ты играешь?
— Блюз, — сказал я. — Мне нравится эта музыка. Кто-то из великих сказал, что блюз — это когда хорошему человеку плохо. А я как раз недавно общался с одним хорошим человеком, которому было
