Чëрный Выброс: подкритическая реактивность - Радислав Лучинский
— Сэнед! — Рэй потрогал за рукав бэ-энчика, сидящего рядом и ожесточённо терзающего ретранслятор, — А как Зону на вашем языке зовут?
— Зоной и зовут, — рассеянно отозвался тот, — А само слово звучит как "Риайтвэн".
— Красиво!
— У нас язык вообще красивый, — сказал Сэнед с тихой гордостью, — Кстати, я ретранслятор уже почти переналадил, Рэй! Скоро уже заговорю по-русски.
— Здорово! — обрадовался Рэйден, которого всё-таки смущал механистичный голос из блямбы на шее, — А потом ты привыкнешь и совсем сам разговаривать будешь. Это легко! У нас Дайичи так научился.
— А у меня тоже тогда вопрос есть, — быстронейтронник отложил ретранслятор в сторону, — Почему у вас Серебряный путь так странно называют: Меридианом? Это же, вроде, из планетарной географии понятие.
— Ну, да, изначально из географии! Это по ассоциации назвали, — Рэй допил таки свой несчастный чай и встал, чтобы налить ещё, — Просто у нас первые межпространственные контакты произошли не с иными в строгом смысле слова мирами, а с другими параллелями нашей же Земли. Потому и Меридиан, что он как бы перпендикулярнен параллелям!
— Стоп! — Сэнед помотал головой, — Каким таким параллелям?
— Ну, параллели это как бы альтернативные версии одного и того же мира. Отличающиеся иным развитием истории и, грубо говоря, отстоящие друг от друга по времени. Где-то уже в космос полетели, а где-то с каменными топорами бегают пока ещё. А во вселенной в целом это всё, получается, происходит одновременно.
— Вот теперь понял! — обрадовался быстронейтронник, — Просто у нас эти ваши параллели называют традиционно "потоками". И, если моей памяти хоть сколько-нибудь доверять можно, то их изучение на Урмиле было пока чистой теорией.
— Ну вот, а у нас — практика! — Рэй отхлебнул чаю, — Даже хоть наша пятëрка, в ней только я полностью местный, со Светлоярской станции. А остальные — с разных других версий Земли. И первая Сопряжëнная реальность, с которой мы познакомились — тоже Земля, там почти коммунизм и двадцать третий век. У нас "эпи-центровцы" сначала даже из-за этого думали, что человечество одиноко во Вселенной. Пока один сталкер выход в Аришму не нашёл.
— А нас вот, получается, первой Исса эта нашла, — бэ-энчик погрустнел, — А что ты там такое читаешь, если не секрет?
Рэй смутился.
— Да так! Про чернобыльскую аварию. В нашем мире её не было. А на других параллелях Земли была.
— Ты опять про Антона думаешь, — сказал бэ-энчик, не спрашивая, а утверждая. И опять посмотрел Рэю прямо в душу, так, как только он один и умел.
— Думаю, — признался светлоярский активити. Мы вчера, конечно, помирились, только забыть-то я пока не могу.
Сэнед понимающе вздохнул.
— Отчуждение, — печально сказал он, — По поверхности помирились, а глубже всё равно отчуждение. Оно так быстро не растает.
— Отчуждение, — мысленно повторил Рэй. И вокруг раненой ЧАЭС не просто Зона, а Зона Отчуждения. Сэла Арункай, если на языке Аришмы. Он попытался представить себе: как это — Зона Отчуждения. Пустые дома, осиротевшие брошенные машины и совсем-совсем никого нет. Получилось плохо. И Тошка об этом почти никогда не рассказывал.
— Рэй, ты это…, - бэ-энчик потрогал его за рукав, — Духом, пожалуйста, не падай!.
— Да никуда я не падаю! Я просто думаю про тохину Зону. Сложно вообразить такое.
Сэнед зябко поëжился.
— Мне тоже. А ведь, наверно, каждый из нас похож на свою Зону. Во всяком случае, эта мысль кажется мне очень логичной.
— Не-а! Во всяком случае Чернобыльников совсем не похож! — Рэй энергично помотал головой, — Нисколечко не похож! Извини, но на такую Зону, скорее уж, ты сам смахиваешь — отстранëнный немножко, серьëзный весь и вообще. А Тоха, он же всегда шутит, в песнях смешно слова переделывает, придумывает что-то всё время. Когда кому-то хреново, теребит всех. Какое же он Отчуждение?
— А ещё он завешивает квартиру портретами ликвидаторов и в злые минуты убегает в пустую Припять, — лицо бэ-энчика посуровело, — Моя теория хорошая!
Рэю оставалось только беспомощно кивнуть. Правда же завешивает. Значит, это Отчуждение в Тошке всё-таки живёт. Глубоко внутри, не зная, не предположишь. Тошка воюет с ним смехом и радостью, но иногда оно всё-таки побеждает. И это единственное, чего он, Рэй, никогда по-настоящему не поймëт. Не смотря на всю их близость. Чтобы такое понять, надо самому пережить то же самое. Но у Рэя родную Светлоярскую АЭС на месте Чернобыльской даже на минутку не получается представить. Или на месте Фукусимской.
Или Майтирэнской.
Вчерашние костровские слова саднили внутри, не давали покоя, больно обжигая душу.
"Загвоздка в том, что у Тошки тоже была авария"…
Угу! У Тошки была, а у Сэнеда, если они ничего не придумают и не помогут, авария ещё будет! И Зона Отчуждения внутри будет тоже! У бэ-энчика и так-то в глазах все печали мира, даже, когда он улыбается, а что с ним станется после катастрофы вообще даже представлять себе страшно! Блин с трансуранидами, вчера так легко, так свободно верилось, что всё будет хорошо, а сегодня почему-то отчаянно не получается. Наоборот лезет в голову только самое страшное, горькое, обречëнное. Зона Отчуждения эта… Которая никогда не позволит Тохе Чернобыльникову просто радоваться, что теперь у них, однотипных, всё совсем справедливо — у Тохи есть Генка Пузиков, а у Рэя — Сэнед. И вчерашние красивые мысли о возможности поквитаться с тошкиной аварией сегодня кажутся безмозглой глупостью и насмешкой над чужой непоправимой бедой. А позавчера, то-есть в пятницу, Тоха из-за них с Сэнедом убегал в свою Припять. И вот бы Рэю сообразить за ним броситься, так ведь нет — сидел, как кретин, будто его к стулу приклеили. А за Тошкой в итоге пошёл Дайичи. Да и вчера Рэй тоже совсем не думал ни о каких Припятях, ну, или почти не думал. Он бэ-энчику радовался, любимые дворы показывал, и так жалко ведь было эту радость ломать. Зато теперь почему-то думает и думает, никак от мыслей этих отделаться не может. Докатило, называется, догадался, радиоактивный Штирлиц! Понадобилась эта ссора, жестокие слова майора Кострова и это гадкое утро, чтобы он, идиот безъядерный, начал наконец, понимать, что весельчак Чернобыльников носит внутри на самом деле. Зона Отчуждения… У Тошки, получается, на самом деле внутри пусто? Но почему же он тогда хочет, чтобы и у кого-то ещё так же пусто было? Почему ему совсем не жалко маленького бэ-энчика?
— В некоторых известных параллелях Земли, — бесстрастно сообщали буквы на экране коммуникатора, — Того же двадцать
