Медведев. Книга 3. Княжество - Гоблин MeXXanik
— Это безобразие! — завопила она, голос её срывался на визг, будто это был паровозный свисток. — Мой супруг уже вызвал жандармов! Вам, лиходеи, не поздоровится! Я таких, как вы, с порога вычищаю, как грязь с коврика!
Она бросилась к краю крыльца и заорала, будто собиралась перекричать сам ветер:
— Шарик! Бобик! Армагеддон! А ну, на них! На них я сказала! Кому сказала? Рвать и кусать!
Но псы, ранее полные воинственного пыла, теперь таились где-то в глубине двора и, судя по всему, искренне делали вид, что их вовсе не существует. Ни один из них даже ухом не повёл. Только в траве что-то хрустнуло. Возможно, Армагеддон решил затаиться до лучших времён.
— Ах вы, бесстыжие! — завыла хозяйка дома, размахивая руками так, будто собиралась взлететь. — Да вы знаете, кто мой муж⁈ Он государев слуга! Человек важный, признанный! Его бумажки полканцелярии подписывают! Вы кто такие, чтоб к нам без спросу⁈
Она металась по крыльцу, как заморская птица.
— Это вы всё устроили! Вы! Порчу имущества! Разрушение ворот! Бесчинство! Это ведь государственная собственность, между прочим! А за это вам будет! Да я жалобу напишу самому Осипову! Письмо в личные руки! Я ему писала, когда мусор у нас не вывозили! Что за дикость, что за варварство⁈ Это же, можно сказать, нападение! Я и князю пожалуюсь!
— Вот как? — ехидно поинтересовался из-за стены дыма воевода и взглянул на меня. — Прямо князю?
— Да-да! — подтвердила женщина. — Я и ему писала! На столб, что у нас криво стоял! Он все исправил. И просил писать по любому поводу! Я ведь не одна здесь! Я жена уважаемого человека! Я эту подлость так не оставлю!
Она аж задыхалась от собственного гнева, лицо стало ярко-малиновым, а чурбан слегка съехал набок, словно даже он решил, что здесь слишком жарко.
На пороге, словно по сценарию дурного спектакля, вдруг возник сам Курносов, хозяин дома и, по совместительству, нераскрытая звезда самодеятельного театра. На мужчине был восточный стёганый халат ярко-синего цвета, расшитый замысловатыми золотыми завитками, с кистями на поясе, которые прыжками отражали нервное состояние владельца. На ногах виднелись кожаные тапочки с затейливым бисерным орнаментом, в которых, казалось, он вышел прямиком из сказки.
В руках у Курносова было ружьё. Блестящее и, судя по всему, очень любимое, потому что хозяин дома держал оружие, как усыпанную драгоценностями реликвию, а не оружие. Мужчина потрясал им в воздухе, будто собирался рассеять невежество гостей одним взмахом ствола. Причем броню глава рыбнадзора не активировал. Значит, либо не собирался нападать, либо был очень самоуверен и решил, что мы простые приезжие разбойники, которые по незнанию осмелились напасть на богатый особняк. Из простолюдинов или бастардов. А значит боевой магией не владеем. Только фокусами в виде легкого ветерка да огненной стены. Ну, либо дворянин на государевой службы совсем позабыл, что такое тренировки, и теперь просто хочет запугать пришлых статусом.
— Это что здесь у вас происходит⁈ — завопил он, так что по саду снова поползли шорохи, а псы окончательно спрятались в кустах. — Кто посмел⁈ Кто посмел тревожить покой Курносовых⁈
Он сделал шаг вперёд, грудь колесом, подбородок вверх, халат развевается, кисти прыгают, как возмущённые гимнасты.
— Я вам не кто-нибудь, я государственный человек! Я с бумагами! Я с подписями! Я с печатями! — истерично прокричал он, потрясая ружьём. — Я этого так не оставлю!
Мужчина вдруг ткнул стволом прямо в нашу сторону.
— Я вас сейчас убивать буду! И буду в своем праве, между прочим! За имущество! За калитку! За собак, которые теперь, из-за вас, будут неделю заикаться! Псы у нас дорогие. Мы их из самой столицы выписали. Они дороже вашего ливера стоят! За то, что вы вторглись на частную территорию!
Роман задышал чаще, лицо его покраснело, волосы встали дыбом, тапочки угрожающе поскрипывали о ступени.
— Зубов! — взвизгнул он с особым драматизмом. — Глава жандармов вас всех найдёт и лично прибьёт! Он меня уважает! Мы с ним пили… неважно что, но пили! Начальник жандармерии! Человек слова! И если я скажу чего, то он сделает!
Курносов сделал ещё шаг, теперь уже целясь из ружья. И я с трудом сдержал вздох облегчения. Наводил ружье Курносов неумело, скорее рассчитывая на эффект.
— Вы думаете, можно вот так, безнаказанно, к дому Курносовых заявиться⁈ Мы люди уважаемые! На приёмах бывали! У нас ламбрекены ручной работы! Мебель из столичного каталога! Вы кто такие⁈ Чего добиваетесь⁈ Ограбить государевого слугу решили?
Он продолжал выкрикивать всё новые обвинения и угрозы, сыпал фамилиями, званиями и намёками на знакомства, которые, казалось, существовали только в его голове. Но все они там занимали почётное место и имели грамоты.
— Да я князю пожалуюсь! — истошно заорал он. — Лично! Я его письма читаю! Я в курсе, как у него дела! Я ему в газете ещё в восемьдесят шестом писал! Не напечатали — так то другое! Но я писал! И молодого в лицо знаю! Он мне руку жал! Я его по плечу хлопал!
И Курносов вновь потряс ружьём, словно пытался отправить нас всех в отставку по статье «за оскорбление величия».
Морозов стоял с выражением лёгкого недоумения, будто перед ним оказался не вооружённый мужчина в бисерных тапочках, а плохо написанный персонаж дешёвого романа. Он перевёл взгляд с ружья на халат, с халата — на тапки, потом снова на ружьё. Поднял бровь, почесал подбородок и тихо, почти себе под нос, пробормотал:
— Вроде мухоморы ещё не пошли… С чего такие концерты? Куда лекари смотрят?
Курносов, не уловив сарказма, лишь злобно дернул щекой и яростно натянул халат на грудь, словно пытался подчеркнуть свой высокий статус. Мужчина держал ружьё как дирижёрскую палочку.
— Назад! — гаркнул он, выставляя ствол вперёд. — Не подходить! Я вас предупредил! Один выстрел — и будете потом резиновой грелкой на печке лежать! Я человек уважаемый! Я закон! Я…
В воздухе чувствовалась высвобождаемая сила. Видимо, Курносов, наконец, решился стрелять. И чтобы не допустить такой глупости, я спокойно,
