Военный инженер товарища Сталина 2 - Анджей Б.
— Хлеба просит, — предположил Борька, глядя в ее запавшие голодные глаза. Совсем молодая, но почти уже старая женщина, изуродованная войной и бомбежками.
Шли вдоль рядов ящиков, бочек, факелов, колясок, коробок. Тут и там в коробках лежали бездомные. Смрад разложений становился невыносимым. Пришлось прикрыть нос. Сквозь рукав Борька промычал:
— И это вот твой подземный Берлин?
— Почему это «мой»?
— Ну, ты ж предлагал укрыться в туннелях. Я не помню — спал уже.
Очевидно, кто-то обратил на наш разговор внимание. К ногам подкатилась пустая банка консервы. Из дальних рядов поднялась бесформенная масса в лохмотьях. Борька толкнул локтем в бок, шикнув:
— Тихо. Нас кто-то заметил.
Мы ускорили шаг. Впереди, в темноте тоннеля, маячили вагонетки на рельсах — где-то там начиналось, вероятно, метро. Как раз вдали прогудела шумом подземка.
Ковыляя, почти ползком, с хрипом приблизился неясный силуэт.
— Русишь?
Мы обмерли. Неужели услышал нашу русскую речь?
— Руссо пленник?
— Найн, — выдавил Борька. — То есть, нет, если тебе по-немецки.
Силуэт издал тихий смешок. Оценил юмор гостя.
— Меня не бояться. Я есть, хм-м… друг. Слышать ваш слов. Вы говорить по-русиш.
— А ты, мать тебя, кто? — подбоченился Борька.
— А-атставить! — толкнул я. — Не груби. Может, нам хотят помочь.
— Кто? — обвел он рукой подземелье. — Нищие? Им бы самим корку хлеба в рот сунуть.
— Я-я… — кивнул незнакомец в хламиде. — Мне не грубить. Я хотеть помощь руссиш. Вы же пленный, м-мм… бежать от жандарм?
— Тебе какое дело, образина немецкая?
— Прекрати!
— А чё он пристал? Ща и другие увидят. Тикать надо, Саня.
— Погоди. Чем вы хотели помочь?
— Вы, м-мм… пленный, сбежать от гестапо?
— А что?
— Я слышать вчера сирен. Видеть машин жандармерий. Облава. Так?
— Ну, допустим! — все еще недоверчиво сжимал нож Борька. — А откуда ты, нищий подземки, так хорошо знаешь русский язык?
— Давай отойти, — оглянулся тот, что в хламиде. — Чтоб нас не слышать.
— Пургу не гони, фраер! Ща нас утянешь куда, а там нас и сцапают. Урою, собаку!
— Да погоди ты! — оборвал я бойца. — Сперва давай выслушаем. Если б хотел сдать, давно бы поднял шум. А так — видел? Сначала пнул банку, чтобы привлечь внимание. И сам подошел, не стал орать на все подземелье.
Борька насупился, не сводя взгляд с незнакомца. Тот поманил рукой в сумрачный угол. По бокам шли лавки. Валялись обрывки газет. По стенам подземки висели оборванные плакаты с Геббельсом, Герингом, Гитлером.
— Я не есть враг, — уселся он на скамью, предложив жестом сесть рядом. — Мы есть подполье Берлина. Мы есть истинный германский народ.
— Коммунист, что ли? — недоверчиво присел на скамью младший боец, готовый тут же вскочить.
— Найн. Не коммунистен, нихт. Патриот германский наций.
— Повторяю, откуда так русским владеешь, бес окаянный?
— Мы есть связан с русский плен. М-м… как это по-ваш… — щелкнул он пальцами. — Давно связан с русскими пленный. Те, что в Берлин прибыть еще с началом война. Три год назад. Много гестапо убить, но есть уцелевший. Ваш родной земляки.
— А ты не провокатор, случаем? А то я быстро — того! Вжик ножом и урою.
— Найн. Я слышать ваш речь. Узнал. Не стал кричать, звать. Сам подходить. Вы видеть.
Борька задумался, оценивая взглядом хламиду нищего. Я пока продолжал молчать, со своей стороны окидывая незнакомца придирчивым взглядом.
— Если ты из подполья, как говоришь, то почему тут, в подземелье, у нищих?
— Сейчас объяснить. Мой наций погибает под Гитлер. Ваш земляки пленный скрываться у нас. Бежать год назад.
— Сколько? — сразу подался вперед Борька. — Сколько пленных бежать?
— Три.
— Кто?
— Два мужчин, одна фройлян.
— Ща как въеду в зубы за фройляйн!
— Ох, простить. Ваш женщин.
— Где?
— Укрыться у нас.
— Это я понял, балбес. Где, я имею в виду — далеко?
— Найн. Тут, в подземелий.
— Покажешь?
— Яволь. Мой и хотеть показать.
— Тогда ведите, пожалуйста, — подал я голос.
— И быстрее, герр немец! А то врежу под дых.
— Борис! Прекрати! Нам хотят помочь, а ты в штыковую. Имей совесть. Видно же, не враг нам.
— Я-я… не враг. Я есть друг.
Оставляя смрад скопления нищих, мы стали удаляться вглубь подземки. Борька прихватил пару скомканных газет. Хотел помочиться на плакат Геббельса, но я показал кулак.
— Мой Герхард зовут, — по-пути представился нищий.
— Да что ж вы все тут на «г»? Одни говнюки в помойке собрались. И Германия ваша на «г». Гитлер, Геббельс, Геринг, Гиммлер, кто там еще?
— Гесс, Гейдрих, Гудериан, фон Гот… — пришлось мне добавить. Стало забавно.
— А это что за говнюк, тоже на «г»?
— Герман Гот, — вставил немецкий подпольщик. — Командовать третий танковый групп вермахт армий «Центр».
— После поражения Германии будет приговорен на Нюрнбергском процессе к пятнадцати годам, — добавил я сведения из Википедии. — И, между прочим, генерал-полковник.
— Во-во! И тут на «г» — генерал. Короче, одни говнюки тут у вас, — хохотнул в лицо нищему.
А когда тот снял капюшон, оказался совсем и не нищим. Просто скрывал под хламидой свое истинное лицо подпольщика.
— Ого! — вгляделся в бликах настенных ламп Борька. — А ты и не нищий особо.
— Так есть. Мой ходить тут. Притворяться.
— Зачем?
— Искать.
— Кого?
— Других патриот. Других подпольщик.
— Так вас тут целая организация?
— Нихт. Всего восемь, м-мм… как это у вас? Людей. Так?
— Всего-то? — разочарованно выдохнул Борька. — А я-то думал, мы с твоим подпольем Гитлера скинем. Сдадим Берлин советским войскам.
— Нихт Гитлер. Он не есть в Берлин. Нам стать известно, он куда-то бежать.
Я подмигнул другу.
