Деньги не пахнут 4 - Константин Владимирович Ежов
Ведущий нахмурился:
– Но что, если всё это окажется неправдой?
– Именно поэтому я пришёл на этот эфир, – ответ прозвучал с почти ледяным спокойствием. – Эта история затрагивает каждого акционера, и правда должна быть обнародована. Но раскрыть её могу не я. Настоящие ответы – у "Эпикуры".
Белая Акула взглянул прямо в камеру, его глаза сверкнули под жарким светом софитов.
– Требую официального заявления, – произнёс он с нажимом. – Так ли это на самом деле или всё ложь?
Здесь и раскрылась его истинная стратегия: бросить вызов и заставить "Эпикуру" оправдываться.
– Если с их стороны всё чисто, пусть скажут об этом открыто. Как акционер, именно этого исхода и жду, – добавил он, будто подбрасывая в топку угли.
Теперь бремя доказательств переходило на противника. Если материал оказывался подделкой – достаточно было извиниться и свалить вину на таинственного осведомителя. Но если окажется, что всё правда… "Эпикура" начнёт суетливо замазывать пятна, совершая новые ошибки. А сокрытие всегда страшнее проступка.
– Если окажется, что компания невиновна, а обнародованная мной информация нанесла ущерб, – слова легли тяжёлым приговором, – я принесу официальные извинения, сниму свою кандидатуру в совет и приму любые юридические последствия.
Но в воздухе витало чувство: этого не случится. Слишком многое указывало на то, что "Эпикура" далеко не безгрешна. Даже если они упрямо станут твердить о своей невиновности и обвинят Белую Акулу в клевете, хуже для него не будет – судебные тяжбы вытянут наружу доказательства, которые корпорация так стремилась прятать.
– Буду ждать ответа "Эпикуры", – заключил он, обрушив на студию свой последний залп.
Эфир оборвался, словно захлопнулась массивная дверь, оставив зрителей с раскалёнными мыслями и вопросами.
А далеко от телекамер, в тишине, Сергей Платонов позволил себе еле заметную улыбку. Крючок заглочен. Теперь предстояло настоящее представление – с размахом, сопоставимым уже не с бесконечными караваями хлеба, а с залпами орудий, грохочущих на всю страну.
Глава 6
Экран ноутбуков и телефонов полыхал, словно от удара искры в сухую траву – интернет вспыхнул в одночасье. Достаточно было одного намёка Белой Акулы: "Эпикура продала Harbor Lobster, где слишком много чернокожих посетителей, не приносящих прибыль".
Сеть закипела.
– Вести бизнес по цвету кожи? Это что, снова 1814-й?
– Они ещё и прибыльность клиентов просчитали, перед тем как решение принять! Настоящий расовый отбор.
– Семейные рестораны убыточны, говорите? А как же Toscana Garden, которую тут же возродили?
Комментарии хлестали, как пощёчины:
– Мусор, а не компания. И смешнее всего – у них директор-то чернокожий, а своих же клиентов под откос пустили ради белых.
Белая Акула так и не подтвердил подлинность документа, но и не опроверг. Достаточно было самой возможности – и недовольство разрослось, как пожар, в котором трещали сухие балки общественного мнения.
Не все, впрочем, поверили в столь прямолинейный расизм. Звучали и осторожные голоса:
"Это обычный чёрный пиар перед выборами…"
– Разбрасываться такими обвинениями без доказательств – безответственно.
– Надо послушать обе стороны, прежде чем судить о столь деликатном вопросе.
Но в противовес – крики:
– Тогда пусть скажут хоть что-то!
– "Эпикура" даже не пытается оправдаться. Разве это не ответ?
– Эти идиоты слили целый бренд только потому, что им не нравились чернокожие клиенты!
– Бойкот! Эта белая корпоративная мразь не получит ни копейки!
– Вот список брендов, которые принадлежат "Эпикуре".
Шторм негодования только нарастал.
И всё – из-за катастрофической реакции самой корпорации. В ситуации, когда первые часы решают судьбу, они ограничились одной сухой фразой для прессы: "Это безосновательно". Ни пресс-конференции, ни аргументов, ни попытки защитить честь компании. Пустота.
На фоне молчания клеймо "расистской корпорации" прилипло намертво. Громыхали хэштеги:
– Не валите собственное неумение на чернокожих клиентов! "LobsterGate BLM"
– Harbor Lobster был рестораном детства, а стал символом дискриминации. "Epicura_Racism_OUT"
– Даже чернокожие могут притеснять чернокожих…. "BlackLivesMatter"
– Я против этого расизма! "BLM"
– Корпоративные кабинеты насквозь пропитаны предвзятостью. Единственный способ проучить таких – ударить по кошельку. "BoycottEpicura"
Так тема всколыхнула движение Black Lives Matter. С 2014 года оно уже громыхало по стране: огромные митинги, громкие лозунги, и хотя пламя чуть стихло, этот скандал вновь подбросил в костёр сухих дров.
Теперь дело вышло на национальный уровень. Заголовки газет, крики в ток-шоу, тысячи постов – всё слилось в гул, в котором было больше гнева, чем рассудка.
В офисе, пахнувшем перегретым пластиком и кофе, который никто не допил, повисла вязкая тишина. За стеклом, тускло отражая неон, сидел Уитмер – осунувшийся, с мраморно-бледным лицом. Беспокойство съело его за несколько дней, добавив десяток лет к возрасту.
Сухой голос нарушил молчание:
– Есть что-то ещё?
Ответ прозвучал мягко, но уверенно, как щелчок карты о стол:
– Всё под контролем. Не волнуйся. Туз в рукаве ещё остался.
План был выстроен, словно часы – каждое колесико на месте, каждый шаг рассчитан до мелочей. Напоминание об этом встретило скептический вздох.
– Но ведь нет гарантии, что сработает, – голос Уитмера прозвучал глухо, будто застрял где-то в горле.
Лицо его было каменным, с налётом усталости и сожаления. Когда замысел только обсуждался, он кивал с воодушевлением, словно видел перед собой спасение. Но теперь, когда скандал разросся, уверенность растворилась, оставив только дрожь в глазах. И это было понятно: на него, как на генерального директора, сыпался весь поток обвинений, грязи и насмешек.
– Этот шаг не просто снимет последствия. Если получится – он принесёт куда больше, чем одна выигранная кампания, – прозвучало твёрдо и холодно, как щёлкнувший замок.
Такое объяснение и убедило Уитмера в самом начале. В случае успеха его ждало не только кресло главы компании, но и взлёт на вершину карьеры, триумфальное возвращение. "Эпикура" становилась шансом превратить двадцать лет труда – его личное детище – в величайшее творение, признанное всей отраслью.
Идея, что любимое "дитя" поднимется на самую вершину, зажгла его тогда. Но теперь он сидел бледный, напуганный, будто предчувствовал бурю, от которой некуда укрыться.
Промедления больше не было смысла терпеть – кости уже брошены.
– Нужно выбрать площадку. Сегодня и закончим, – прозвучало с нажимом.
Напротив, Пирс тоже выглядел неважно. Сама схема возражений у него не вызвала, но взгляд в последние дни стал колючим,
