Деньги не пахнут 4 - Константин Владимирович Ежов

Реакция Белой Акулы была предсказуема: "Хотите, чтобы я спорил с каким-то аналитиком?" – в голосе слышалась насмешка.

Лоусон выкрутился мгновенно: "Разумеется, нет. Если хотите, со стороны вашей компании тоже может выступить аналитик равного уровня".

Так могла выйти дуэль "младших" – не то, о чём мечтали зрители, но всё же событие. Однако неожиданно последовал ответ, от которого у Лоусона перехватило дыхание:

– Нет. Я выйду сам.

– Что? – вырвалось прежде, чем успел сдержаться.

– Если вас это не устраивает, то откажусь.

– Нет-нет! Мы будем в высшей степени рады!

Так Белая Акула решила выйти на арену собственноручно. И соперником её станет всего лишь молодой аналитик из Голдмана.

Последний звонок Лоусона прозвучал коротко, с сухим официозом, но голос дрожал от напряжения:

– Завтра, 20:00. Прямой эфир. Просьба быть в студии за час до начала.

***

Вечер выдался тяжёлый, липкий от напряжения. Стрелки на циферблатах замерли у отметки 19:00, когда Декс Слейтер шагнул в здание телеканала CNBC. Вестибюль встретил его запахом свежесваренного кофе, холодком кондиционеров и приглушённым гулом кабелей, прячущихся под потолком.

– Господин Слейтер, сюда, – вежливо, но торопливо указала дорогу сотрудница канала.

Знакомая гримёрка встретила его приглушённым светом софитов и запахом пудры. Кисточки визажиста едва касались кожи, оставляя лёгкий, почти невесомый след. Однако мысли Декса не знали покоя – клубились и рвались, словно тёмные птицы.

"Как же отреагирует "Эпикура"?" – этот вопрос прожигал сознание.

Недавняя сенсация, выведенная им в свет, стала подарком судьбы, шансом всей жизни. Для "Эпикуры" же – ударом, тяжёлым, как молот. Страна бушевала, общественное мнение единым хором заклеймило компанию предателями. Даже акционеры поспешили отвернуться, будто от заражённого тела.

В основе скандала лежало обвинение: будто бы прибыльность клиентов в "Эпикуре" оценивали по цвету кожи и вели бизнес, опираясь на такие данные. Подобная практика казалась чудовищной, немыслимой, и волна негодования захлестнула всё.

Но кое-что в этой истории не укладывалось в привычную логику. Источник утечки оставался тенью – неясным, неуловимым. Две версии крутились в голове: донос от инсайдера или же намеренный слив самой компании.

"Скорее всего – инсайдер", – склонялся Слейтер.

Обвинения в расовой дискриминации сами по себе смертельны. Даже если позже они опровергнуты, пятно позора уже невозможно смыть. С какой стати "Эпикуре" самой вытаскивать наружу такую бомбу?

Тем более их реакция выглядела откровенно провальной. Лишь одно короткое заявление: "Обвинения беспочвенны". Ни объяснений, ни попытки успокоить публику. Тишина, усугубляющая подозрения. И всё же осторожность не отпускала. "Эпикура" прежде вела себя непредсказуемо. Исключать и второй вариант было нельзя.

А что, если это хитрая ловушка? Что, если вброс оказался ложным, и вскоре они громко заявят: "Белая Акула пыталась нас уничтожить недостоверными данными"? Ход рискованный, но при Пирсе – возможно всё. Этот человек умел действовать так, что невозможно было угадать следующий шаг.

Именно поэтому Слейтер держал дистанцию: он лишь вынес обвинения на публику, но оставил себе лазейку, подчеркнув, что данные не подтверждены. В итоге удар пришёлся по "Эпикуре", а "Шарк Кэпитал" оказалась на гребне волны.

Но теперь ситуация менялась. "Эпикура" неожиданно согласилась выйти в эфир. Для чего? Что собирались доказать?

Единственный разумный вариант – попытка доказать невиновность. Скорее всего, они будут твердить, что документы сфальсифицированы, предъявят какие-то свидетельства, подкрепят доводы графиками и цифрами. Странно лишь одно: почему понадобилось столько дней на подготовку?

Разве что удар был столь внезапным и сильным, что внутри компании царил хаос. Тогда промедление ещё можно объяснить. Но даже это не снимало чувства странности, липкой, тянущейся нитью в воздухе.

Слейтер провёл ладонью по щеке, смахивая невидимую пыль. Что-то в этой истории оставалось неправильным, как фальшивая нота, звучащая среди выверенной симфонии.

Слишком грубо, слишком неряшливо для той "Эпикуры", что раньше умела держать удары. Компания, побеждавшая трижды из трёх, вдруг показала трещины – и это не давало покоя Слейтеру. Непривычная дрожь сомнения скользнула под кожу.

– Пора, – резкий голос сотрудника разорвал вязь мыслей.

К горлу потянулись холодные пальцы техники, цепко закрепляя микрофон. Металл защёлки щёлкнул, как спусковой крючок. Воздух в коридоре студии был густ от пыли прожекторов и резкого запаха пластика, нагретого лампами. Декс Слейтер заставил себя собрать мысли в тугой комок. Сомнения оставить уже было поздно – теперь оставалось только смотреть, какие карты готов противник.

Шаги повели его в главный зал, где под потолком гудели кондиционеры, а свет софитов резал глаза. И вдруг взгляд упёрся в знакомый силуэт. Высокая фигура со славянскими чертами лица, явно восточного-европейского происхождения.

Сергей Платонов… что и требовалось доказать. Русский!

Глаза Слейтера сузились. От "Голдмана" должен был прийти аналитик – но имя до этого момента оставалось тайной. Теперь оно обрело лицо. Воспоминание, будто вырванное из прошлого: пара встреч с Уитмером, где этот молодой человек стоял сзади, бесшумный и незаметный, словно предмет мебели. Настолько незначительный, что имя не задерживалось в памяти.

И вдруг именно его выставляют на прямой эфир?

"Сошли с ума?" – мелькнуло раздражение. Но тут же промелькнула иная мысль: "В этом есть логика".

Вопросы расы – тема скользкая, острая, будто лезвие. Белый – скажет слово, и его обвинят в высокомерии. Чёрный – и это превратится в картину жертвы, обличающей угнетателя. А вот русский способен балансировать: вроде бы близок к меньшинствам, но при этом не вовлечён напрямую, даже белый, как бы. Такой голос может звучать объективнее.

"Хитрый ход", – отметил Слейтер, но сомнение не рассеялось.

Аналитик против "Белой Акулы"? Абсурд.

Тем более сейчас, когда "Эпикура" отчаянно нуждалась в очищении имени, когда каждый их шаг рассматривали под увеличительным стеклом. Отдать такую роль новичку? Только ради того, что он азиат?

Вывод напрашивался один: руководство не собиралось рисковать собой. Генеральный директор или топ-менеджер могли сорваться на прямом эфире, выдать лишнюю фразу – и тогда скандал взорвался бы ещё сильнее. А вот младший аналитик – пешка. Скажет не то – его спишут: мол, ошибка сотрудника низшего уровня, компания здесь ни при чём.

Может, это лишь пробный шар? Вброс идей наугад – посмотреть, какая зацепится в глазах общественности. Если что-то найдёт отклик – строить на этом официальную линию защиты. Если же реплика вызовет новую волну ярости – отмежеваться: "Мы тут ни при