"Всего я и теперь не понимаю" - Александр Гладков
4 ноября
Утром звонок В.Э.Мейерхольда. Говорим о том и сем. Жалуется на усталость. Зовет придти завтра на прогон «Одной жизни». Невесело шутит: «Посмотрите, а то запретят...» <...>
5 ноября
На прогоне «Одной жизни» в ГосТИМе. Прогон шел при пустом зале: комиссия приняла меня за работника театра, а Кудлаи и Рицнеры, хотя и косились, но ничего не сказали. Сидел в сторонке слева. В.Э. дважды подходил ко мне, как бывало. Прогон длился почти пять часов (вместо трех). Оформление готово, но монтировка не налажена. Обстановка до капли воды напоминает злосчастный просмотр «Наташи» 25 апреля. По словам студентов, накануне они работали всю ночь, освобождая помещение от старых декораций и размещая части оформления «Одной жизни». Холодно. Театр еще не отапливается. Перед началом В.Э. командовал монтировкой в пальто и берете. Подойдя ко мне, он вспомнил репетиции «Зорь» в холодном зале б. Зона.
И при всем этом — спектакль есть. Кто-то звонит, допишу завтра...
6 ноября
Спектакль есть.
Он совсем не такой, как я ожидал. Он трагический. В нем есть подъем: он не минорен и уныл, но он трагичен. Ни на волос той «парадности», которую В.Э. так бранит в большинстве спектаклей других театров в последние годы <...>
После конца сижу с молодежью.
А.К.Гладков. Дневниковая запись от 18 декабря 1937 года. Автограф. РГАЛИ
Где-то заседает комиссия с Всеволодом Эмильевичем.
Как ни странно, комиссии спектакль понравился. Председатель Василевский сказал, что «спектакль приемлем». Критиковали отдельные (и лучшие) эпизоды спектакля, такие как «Казнь», «В бараке», «Смерть Сёмы» и др. Театру предложено показать спектакль после праздников, т.е. 11–12 ноября, устранив отмеченные недостатки. Мейерхольд согласился, но как-то безрадостно (по словам Вали Назаровой).
Сегодня целый день в Ленинской библиотеке. Встретил там Х. Он рассказал, что на днях арестован Виктор Кин. Последнее время он работал редактором «Журналь де Моску». В молодости он был в подполье в Приморье, потом корреспондентом ТАСС в Италии и Франции. Х. его хорошо знал по ТАСС <...>
11 ноября
Эти дни снова хожу на репетиции в ГосТИМ. В.Э. сам позвонил мне и пригласил. Репетиции идут неровно, но с блестками истинного творчества <...>
14 ноября
Сижу на репетициях В.Э. <...> Многое превосходно. Вчера в театре был Вишневский. Поздоровался со мной.
Помнит <...>
18 ноября
<...> Звонок Жени Мюльберга, что на завтра назначен прогон «Одной жизни» для комиссии ВКИ, но приказано никого не приглашать. Он уверен, что если я позвоню В.Э., то он меня пригласит, но я решаю не ходить. Спектакль я видел, и маячить на глазах у моих недругов не хочу (Кудлаи и пр.).
19 ноября
Вчерашний прогон прошел нервно. Комиссия назначила обсуждение на сегодня в ВКИ, пригласив только режиссуру, художника и директора. Вчера и сегодня в театре были производственные совещания, на которых В.Э. делал замечания.
20 ноября
На этот раз обсуждение в ВКИ было очень резким. И это несмотря на то, что В.Э. выполнил указанные на прошлом просмотре замечания. Особенно непримиримо говорил Керженцев, который фактически дезавуировал оценку предыдущей комиссии. Решено, что В.Э. будет снова переделывать. А потом опять покажет спектакль ВКИ. Прямо после заседания В.Э. поехал к семье Н.Островского, чтобы, по его словам, получить новый импульс к работе и борьбе за спектакль. Намечен новый срок выпуска — к выборам.
Лидия Сейфуллина. Портрет работы К.Ф.Юона. 1930
Мне каждый день звонит Женя Мюльберг и рассказывает обо всем, что делается.
22 ноября
<...> Вечером у меня Мюльберг. По его словам, В.Э. кажется бодрым и энергичным. Но я не верю в это: просто он, когда нужно, умеет казаться. Десять раз в день подхожу к телефону, чтобы позвонить ему, и не решаюсь.
24 ноября
А большой город живет своей шумной жизнью. Страх перед происходящим и непонимание так велики, что об арестах говорят сравнительно мало — разве уж очень доверяющие и близкие люди. Даже в пострадавших семьях стараются плакать потихоньку. Об исчезновении родных и знакомых молчат. Узнают на работе, соседи — начнутся вполне реальные неприятности, которые тоже неизвестно чем могут кончиться. Иногда кто-нибудь в компании брякнет о новом слухе «взят такой-то», и все делают вид, что не слышали, или какой-нибудь самый отъявленный дурак начнет <говорить>, что это не случайно и этого-то следовало ожидать.
Идет подготовка к выборам. Газетная демагогия. Марши и песни по радио, плакаты. Улицы полны толпой. В магазинах не протолкаться. И со стороны какому-нибудь Фейхтвангеру все это, наверно, кажется нормальной кипучей жизнью. Но каждую ночь из тюрем в длинных составах идут на север и восток эшелоны вагонов, и каждую ночь опять наполняются тюремные камеры.
Снова тревожные слухи о выселении с конфискацией.
25 ноября
Целые дни читаю в Ленинской библиотеке. Очень интересна книга И.Тэна о Наполеоне. Он разрабатывает теорию, что диктатором может быть всегда чужак, иноплеменник. М.б., потому, что он не связан сентиментальными узами с управляемым народом и свободен от жалости. Наполеон — корсиканец. Кемаль — полугрек. Гитлер — австриец, т.е. о Гитлере — это уже мое продолжение его мысли. Сталин тоже.
26 ноября
Умер Сулейман Стальский.
Вовка сказал мне в библиотеке, что восстановлены в партии Безыменский и Либединский.
28 ноября
<...> Вокруг беды. У Мейерхольда неудача со спектаклем. ГосТИМ снова в тяжелейшем положении <...>
Расчистка руин церкви Димитрия Солунского и колокольни XVII века. 1930-е годы. Фото Э.Евзерихина
Слухов по-прежнему много <...> Говорят, что в тюрьмах при допросах бьют. Будто бы на это есть высшая санкция, подписанная Сталиным и Ждановым. При мысли об этой подлости кровь кипит в жилах <...>
Декабрь
3 декабря
Газеты битком набиты материалами к выборам. «Правда» сегодня печатает длинное стихотворение Джамбула «Нарком Ежов» <...> Мне очень интересно, с какими лицами читали этот низкопробный лубок сами герои, С<талин> и Е<жов>. У Ежова на фото странное выражение глаз. Не удивлюсь, если он окажется психопатом. Все это так гадко и мизерно,
