Последний заговор Гитлера. История спасения 139 VIP-заключенных - Иан Сэйер

Наконец заключенные Бухенвальда получили знак, четко указывающий на то, что развязка близка. Утром 3 апреля 1945 года – в то же время, когда был отдан приказ в Заксенхаузене – пришло сообщение: будьте готовы выдвигаться в течение следующих нескольких часов. Это было все сообщение.

Один из VIP-заключенных – безусловно, самый высокопоставленный в Бухенвальде – был заранее уведомлен о переезде. Леон Блюм[60], бывший премьер-министр Франции, находился в лагере с апреля 1943 года. Для нацистов Блюм «олицетворял то, что они ненавидели больше всего на свете, поскольку он был демократическим социалистом и евреем»[61]. Он также был решительным противником марионеточного правительства Виши[62]. Через несколько дней ему должно было исполниться 73, и он уже не отличался крепким здоровьем. Учитывая все эти факторы, просто чудо, что он продержался в лагере так долго. Лицо его, худое и изможденное, обрамляли несменные моржовые усы, а его яркие, добродушные глаза смотрели на мир через круглые черепаховые очки.

Блюм не жил в Еловой роще с другими заключенными. У него были особые личные покои в комплексе соколиной охоты СС. В этом странном месте находились птичник, беседка и большой тевтонский охотничий зал: резные дубовые балки и массивные камины, множество трофеев и соответствующая мебель. Он был построен для личного пользования Германа Геринга[63] – егермейстера рейха. Геринг ни разу там не был, но многие местные немцы посещали это место – за одну марку они могли осмотреть зал[64].

В такой удивительно небезопасной обстановке – эта часть лагеря не была обнесена забором – Леон Блюм жил со своей молодой женой Жанной (или Жано, как ее называли), занимая дом сокольничего. «То, насколько полной была наша изоляция, – писал позже Блюм, – объясняет факт, поначалу кажущийся довольно странным. Я говорю о том, как долго мы не знали о неописуемой жестокости, царящей всего в нескольких сотнях метров от нас». Часто «вечером, когда ветер дул с определенной стороны, они ощущали странный запах, который проникал через открытые окна и оставался на всю ночь – это был запах печей крематория»[65].

Получив предупреждение заранее, утром 3 апреля он и Жано уже сложили вещи и были готовы к отправлению. Возле дома остановилась машина, на переднем сиденье сидел офицер СС. Блюм, страдавший от мучительного приступа ишиаса[66], едва мог стоять, и к ожидавшей машине его пришлось нести на носилках. Несмотря на несомненное мужество, пережитое в плену у нацистов иногда приводило его в состояние крайней тревоги. Сидя в машине рядом с Жано, он, должно быть, думал, что часы его уже отсчитаны.

Блюм прошел трудный жизненный путь. Его, первого социалиста и первого еврея на посту премьер-министра Франции, не любили как католики, так и антисемитские крайне правые. На него неоднократно совершались покушения. Вскоре после вступления в должность его вытащили из машины и чуть не избили до смерти, но, как человек удивительно хладнокровный, он никогда не позволял этим событиям влиять на отношение к политическим оппонентам. Когда немцы оккупировали Францию в 1940 году, Блюм, несмотря на очевидную опасность, не предпринял никаких усилий, чтобы покинуть страну. Вместо этого он переехал в неоккупированную зону, где стал ярым противником марионеточного режима Виши. Его судили за измену, но, будучи опытным и хитрым политиком, он обратил ситуацию в свою пользу – вынес резкое обвинение политикам Виши. Это принесло ему всемирное уважение и настолько очернило Виши, что вмешались представители столицы, и суд был приостановлен. Впоследствии Блюм был арестован и интернирован во Франции, а затем переведен в Бухенвальд[67].

Жано, остававшаяся рядом с ним в самые трудные годы, жила в Бухенвальде добровольно. Урожденная Жанна Левилье была светской красавицей, которая хвасталась, что влюбилась в активиста Блюма, когда ей было всего 16. Когда его арестовали и интернировали, она неделями просила власти разрешить ей последовать за ним. Пара вскоре поженилась, и, возможно, это были единственные евреи, заключившие брак в нацистском концентрационном лагере с разрешения режима. В Бухенвальде Жано пользовалась теми же привилегиями, что и ее муж, но как добровольная заключенная она могла приходить и уходить, когда хотела.

Как и другим заключенным VIP-персонам, Блюму разрешали читать книги, французские газеты и слушать радио. Им с Жано даже выделили ординарца СС. Блюм проводил время, устраивая философские и политические дебаты с некоторыми из своих сокамерников. После вторжения в Нормандию Блюмы радовались успехам союзных армий, узнавая о них из сводки BBC. Эти месяцы были опьяняющими. Однако в июле 1944 года, когда гестапо пришло за его соотечественником и политическим заключенным Жоржем Манделем, Блюм почувствовал, что дни его сочтены. Вернувшись во Францию, Мандель был убит пронацистскими военизированными силами Виши. Немецкий посол в Париже желал Блюму той же участи[68].

Блюм удивлялся, как нацистам удавалось внушать страх, даже когда конец их был уже близок. С горечью он писал о них: «В этом смысле вы уже победители. Вы смогли показать всему миру свою жестокость и ненависть». Он был поражен их «садистской жестокостью», которую они проявляли даже тогда, когда надежды на победу не было, и их «безудержной яростью», отмечая, что «все происходящее становится похоже на библейское истребление»[69].

Эти слова, должно быть, занимали все его мысли, когда автомобиль СС отъезжал от дома, увозя его и Жано по лесной дороге прочь от Бухенвальда к таинственному месту назначения.

* * *

Рано утром того же дня в Еловой роще, которая находилась на открытом пространстве посреди выстроенных в длинную дугу бараков СС, юная Фэй Пирцио-Бироли услышала удручающий приказ: «Пакуйте вещи! Берите только то, что поместится на коленях!» Она боялась услышать эти слова, особенно весенним утром, когда свобода была так близка.

Фэй, которой было всего 25, входила в ряды заключенных, известных как Sippenhäftlingen – родственники-заключенные, немцы, единственным преступлением которых было то, что они связаны с людьми, выступавшими против нацистского режима. Большинство из них были членами семьи офицеров, принимавших участие в заговоре Клауса фон Штауффенберга[70] в июле 1944 года, когда в ставке Гитлера разорвалась бомба, едва не убив его. Связанная с этим попытка переворота в Берлине с большой вероятностью могла оказаться успешной, что до смерти напугало Гитлера и его верных последователей. В результате заговорщикам жестоко отомстили и подвергли их ужасающим пыткам.

Дошло и до облав на семьи заговорщиков. Эти совершенно невинные люди стали жертвами древнего немецкого обычая Sippenhaft[71], восходящего