Оды и некрологи - Борис Дорианович Минаев

Я знаю, что они с Викой продолжали делать многочисленные проекты в своей «открытой мастерской», то есть дома, и в «Панде» – Дима упорно продолжал делать «квартирники».

Я знаю, что были музейные выставки, покупки его картин в частные коллекции.

Я знаю, что он аккуратно ходил на все митинги и демонстрации протеста по поводу российской политики.

Я знаю, что он с семьей первые годы встречал вместе с Бродовскими, Сашей и Розой, русское Рождество.

Я знаю, что он тратил немало сил на то, чтобы устроить Артема в хорошую школу, чтобы разобраться с немецкой бюрократией – все правильно оформить, все правильно заплатить, зарегистрировать и перерегистрировать.

Там это тоже важная часть жизни…

Но вообще это знание какое-то сухое, отрывочное.

Как он жил там, я на самом деле знаю очень плохо.

Но иногда Дима приезжал в Москву. И мы встречались.

Иногда в кафе, иногда дома. Как получится.

В один из своих приездов он подарил мне фирменную банку с «Братским поцелуем». Пиво я выпил, а банку аккуратно поставил на специальную полочку.

Надо сказать, что Врубель никогда не говорил в эти свои приезды: господи, какой ужас, как же вы тут живете… Ничего подобного. Больше того, он очень любил Москву и не скрывал этого. Однажды он сказал, сидя у нас:

– Знаешь, я все понимаю, конечно, что тут происходит, но… Но тут такая сила!

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Ну вот это все, – он развел руками, – дома, улицы, небоскребы. Смотришь вдруг, дом в сто этажей, и на нем сверху – «МТС»! Мощь.

И засмеялся.

– А… – равнодушно, но без раздражения сказал я. – Это да, есть такое.

У старших детей Врубеля тут была интересная работа. Миша крупный кинопродюсер, Саша и Наташа вместе со своей мамой Светой Врубель руководят частным образовательным проектом, довольно серьезным.

Когда Врубель с гордостью говорил о них, мне всегда казалось, что семья осталась для него чем-то главным. Главным источником радости.

…И все же, если думать о логике его переезда – она мне понятна.

Если бы Врубель оставался здесь, с его характером, с его страстью, он бы обязательно во что-нибудь ввязался. И не просто ходил бы на все митинги, как я, а еще и устраивал бы политические акции, перфомансы, выступал с опасными речами и так далее.

А дальше – либо посадка, либо отъезд.

Отъезд в любом случае был бы неизбежен. Просто уже на неподготовленную территорию.

Врубель знал это про себя, он видел, к чему все идет, и все решил заранее.

…Так я думаю.

* * *

Правда, последняя наша встреча с ним была немного странной.

Дима принес какую-то конструкцию, что-то типа очков, но без стекол.

– На, надень! – приказал он мне.

– Зачем?

– Ну посмотри!

В очки он вставил смартфон. Я глянул…

Это была 3D-проекция его выставки «Евангельский проект» в Центральном доме художника.

Можно было ходить по залам, возвращаться, укрупнять изображения (то есть картины), смотреть подписи и снова ходить и ходить…

Это было удивительно.

– Как ты это сделал? – спросил я.

Он отмахнулся и сказал, что вот за этими очками – будущее. Что вскоре вообще все выставки «в реале» просто отменят. Все будет виртуальное.

VR-технология – это будущее искусства, сказал он. Сейчас VR используется только для игр, для развлечения, для бизнеса. Но запрос уже есть. Революция началась.

И предложил мне вступать в движение и присоединяться к революции.

VR-выставки на некоторое время стали идеей фикс Димы. Он освоил программы, выбрал самый удобный «движок», оцифровал и своими руками создал виртуальные пространства для кучи выставок и проектов.

Я, кстати, посмотрел – уже после его смерти – как это выглядит. Вроде похоже на компьютерную игру, «ходилку», только вместо человечков с автоматами, пистолетами и саблями висят картины.

Но отличие Диминой продукции от обычных музейных VR-проектов в том, что их делал художник. Он не думал об «авторском праве», он не думал о конъюнктуре, о границах, о рамках, в его голове умещались все возможные способы высказывания – от Веласкеса и «Явления Христа народу» до самых радикальных российских арт-групп и какого-то «валаамского» кича.

Он хотел оцифровать все значимые выставки, в том числе свои. Те, которые уже нельзя посмотреть – а теперь будет снова можно.

Кабаков, Оскар Рабин, Костя Звездочетов, Пригов и многие другие – все они должны были стать героями новой VR-эпохи под руководством Димы Врубеля.

Целый мир, который вдруг должен возродиться в наше жесткое, равнодушное время. Бессловесный, безымянный и абстрактный зритель офлайн-выставок и музейных экспозиций, по его плану, должен был превратиться в активного и целеустремленного пользователя. Который определяет и формирует будущее искусства. А затем и всей человеческой цивилизации.

Которая зашла в полный тупик из-за всего этого офлайн-безобразия.

Врубель все-таки был человеком идеи. И не просто художественной идеи – кубизм, мовизм, московский концептуализм. Нет, его идеи были шире.

Они охватывали весь видимый мир. И даже больше.

Одинокая душа его возносилась над нашей зеленой планетой и быстро пролетала над ней.

* * *

Врубель умер внезапно.

Говорили, что вроде бы от последствий ковида, но как он его подцепил очень жарким берлинским летом? Да как и многие тогда…

Он исчез из фейсбука. Ничего не писал день, два, три…

Это отсутствие было очень заметным, Врубель ставил в фейсбук каждый день по несколько текстов.

Ася заволновалась. Она такие вещи чувствует гораздо лучше, чем я.

Вика, его жена, написала в блоге:

9 августа 2022 года

Не хочу писать о деталях, так как все еще более непросто. Состояние было все эти четыре недели критическим, таковым пока и остается. Из аппаратов жизнеобеспечения Дима был на ЭКМО, ИВЛ, диализе, и еще на нескольких. На ИВЛ остается по сей день. Комменты типа «я точно знаю, Дима завтра напишет» мне сейчас видеть сложно – еще немного и буду чувствовать, что мы разочаровываем кого-то в уверенных ожиданиях.

Прошу ваших молитв и пожеланий скорейшего выздоровления Димочке!

Сегодня и каждый день, пока сам нам не напишет, что хватит.

по берлинскому 15.00

по московскому в 16.00

по одесскому в 16.00

по киевскому в 16.00

по иерусалимскому 16.00

по афинскому 16.00

Огромное всем вам спасибо заранее!

Я отозвался крайне легкомысленно, за что мне до сих пор стыдно: что, мол, просто выпью стакан виски за его здоровье в это время.

Честно говоря, я просто не верил. Я не верил, что этот человек может умереть от какой-то там болезни – он