Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн
Фурман упивался «правом жительства». Злосчастные евреи считали, должны были считать естественное право человека — жить, где он хочет, где ему нравится, где ему нужно, — великим счастливым достижением с соизволения начальства. За помощь в этом деле, выразившуюся в составлении прошения, в прогулке к полицмейстеру, с проведенным вечером на балу и в выслушивании благоволения начальства, я получил большое вознаграждение от благодарного Фурмана.
Евреи получили эти естественные права, когда Россия перенесла величайшие потрясения и гибель великой страны. Но дел нет, торговли нет и ехать некуда.
Борис Окман
Ко мне обратился незнакомый молодой человек с просьбой принять защиту его тестя. По обвинительному акту некий Окман обвинялся в краже при следующих обстоятельствах. К отходу вечерних поездов около касс собирается много народа на вокзале Ростова. Стоявший для покупки билетов отставной полковник Z был стиснут публикой и в это время почувствовал, что в боковой карман его тужурки просунулась рука и выхватила бумажник, в котором находилось 3500 рублей. Он схватил за руку вора, позвал жандарма и задержали человека, которого полковник держал за руку. При обыске бумажник не найден — очевидно передан соучастнику. Задержанным оказался еврей Б. Окман, судившийся за мошенничество и отбывший наказание (справка о судимости). В кармане Окмана найден неиспользованный билет второго класса на проезд от Ростова до станции Чертково, взятый накануне, паспорт без прописки в Ростове и 375 рублей. Привлеченный объяснил, что кражи не произвел, недоумевает, почему его схватил за руку стоявший впереди его военный. В Ростов он приехал по семейному делу. Не имея права жительства, он не мог прописаться. Пробыл в Ростове два дня. Билет до Чертково взял, предполагая проехать ночь и выспаться в вагоне, а утром возвратиться в Ростов, но на вокзале разговорился с незнакомым евреем, который приютил его на ночь. Адреса и фамилии еврея этого не может указать, не знает. Судим был 26 лет тому назад. Живет всегда в Орле, домовладелец, имеет там торговлю, от роду 62 года. Потерпевший подтвердил показание, данное жандарму, добавив, что лицо задержанного он увидел, когда схватил его за руку, и все произошло с большой быстротой.
— Да, — сказал я, — дело невеселое. Плохо неопределенное показание Окмана и прежняя судимость.
Пришедший молодой человек горячо возражал против обвинения:
— Надо знать господина Окмана, чтобы и мысли не допустить, что он может лезть в чужой карман. Я могу привезти десятки удостоверений от банков, от крупных фирм и лиц, наилучше рекомендующих Окмана. Это ужасно! Мы здесь так одиноки и несчастны!
— Почему, имея средства, вы не хлопотали об освобождении Окмана до суда? — спросил я.
— К несчастью, мы вас не знали и обратились к[248]. Он обещал все нужное сделать и сказал, что недели через две Окман будет свободен. Я уехал. Через две недели получил уведомление адвоката, что следователь рассмотрит прошение, когда закончит следствие. Мы терпеливо ожидали еще две недели, я поехал вторично сюда, промучился дней десять, и адвокат объявил, что следователь отказал. Я пошел лично к следователю. Он не хотел со мной разговаривать, как с лицом, ему неизвестным. Мне посоветовали поехать к прокурору в Таганрог. Меня принял его секретарь и объяснил, что дело уже в суде и будет скоро слушаться, а жалоба затянет. И вот только теперь дело назначено — через четыре с половиной месяца. Умоляю вас поехать в тюрьму поговорить с Окманом, и вы убедитесь, что он страдает невинно.
Не улыбалась мне защита, но отказать нельзя было. Крепко запало в мою память сказанное зятем Окмана: «Мы здесь одиноки и так несчастны!»
В тюрьму я имел свободный доступ к заключенным, получившим обвинительный акт. Начальник тюрьмы, мой давний знакомый, знал, что я не злоупотреблю его доверием. Прокурорский надзор также не возражал против моих свиданий с заключенными без особого ордера. Так было в старинку в провинции у нас. Поехал в тюрьму.
Привели Окмана. Первое впечатление было хорошее: приличный на вид пожилой человек, хорошо говорит по-русски, благодарил, что я приехал. Лицо скорбное, истомленное тюрьмой. Просил его рассказать с мельчайшими подробностями происшедшее.
— Я родился в Орле. Мой отец — николаевский солдат[249], и мы имели там право жительства. У меня небольшое состояние, живу прилично в собственном доме, торгую мешками и брезентами. Семья моя состоит из жены и двух дочерей. Одна замужем, другая — молодая девушка. В Орел приехал из Ростова по делам молодой человек Ш. Он познакомился с моею дочерью, встречал ее в доме подруг, и молодые люди понравились друг другу, а когда молодой человек уехал, то завязалась переписка. Дочь мы обожаем. Мою жену и меня обеспокоило влечение дочери, так как мы не знали молодого человека из относительно дальнего города. Не знали его семью и не имели в Ростове знакомых, у которых мы могли бы справиться. Дочь с нами очень дружна и откровенна. Когда мы увидели, что переписка «идет к предложению руки», то я решил съездить на день-два в Ростов, чтобы узнать все необходимое о молодом человеке и в какую семью идет наша дочь. Скрыв от младшей дочери, куда я еду, и посоветовавшись с зятем и старшей дочерью, поехал. Я знал, что не имею права въезда в Ростов и, по совету зятя, решил провести день в Ростове, а ночь в вагоне, если понадобится пробыть еще день. Зять нашел по путеводителю удобную станцию для проезда от Ростова до Чертково, куда приеду в шесть утра, а обратно попаду в одиннадцать дня. Приехав в Ростов, я переоделся в парикмахерской на вокзале и на трамвае поехал в город, оставив чемодан на хранение. В чемодане была подушка, полотенце, мыло и костюм. Въехав на главную улицу, в центр (указал мне кондуктор), я сошел и первого встречного еврея спросил, где здесь синагога. Он мне указал, как пройти к главной и к другой, ремесленников. В синагоге я поговорил с шамесом[250], узнал адрес раввина, старосты и еврейской столовой. Получил интересовавшие меня сведения, вполне хорошие, от раввина и старосты общины. Поел. Я решил пойти в семью, меня интересовавшую, чтобы видеть, как они живут и какое впечатление на меня произведут родители молодого человека. К моему несчастью, молодой человек и его отец
