Робеспьер. Портрет на фоне гильотины - Филипп Бурден
В глубоко женоненавистническом обществе Лепелетье предполагает для девочек ремёсла, требующие «меньше физической силы». Сожалея, что прежние образовательные проекты упускали «совершенствование физического состояния», ограничиваясь гимнастикой (подразумевается «здоровый образ жизни, здоровая пища с младенчества, посильный труд, повторяемые упражнения»), он выступает за укрепление организма, в том числе гимнастическими упражнениями, приучением к лишениям (здоровая, но скромная пища, без мяса и вина), отказом от всего лишнего (удобная, но грубая одежда, сон «на жестком»), приучением к труду (противоядию от нищеты и преступности) – все это важно, ибо приспосабливает к любому общественному состоянию. Робеспьер вычеркивает из проекта декрета необходимость гимнастических упражнений и освоения обращения с оружием на переменах… Следование расписанию предполагается столь же строгим, как и дисциплина, исходя из той мысли, что свобода невозможна без законопослушания: необходимо чередовать сон, еду, труд – в особенности физический труд в мастерских, – упражнения, развлечения. Освоение чтения, письма, счета, мер и весов, запоминание истории, познание принципов морали, Конституции, домашней и сельской экономики – таковы цели школы. От всех станут требовать ухода за стариками и инвалидами, от мальчиков – труда в мастерской или в школьном здании, а также на земле; от девочек – прядения, шитья и стирки, полезных для учебного заведения; отлынивание будет наказуемым. Никакое вероисповедание преподаваться не будет, так как оно является не нравственной обязанностью, а плодом личных раздумий; тем не менее Лепелетье считает, что сельским семьям будет трудно с этим согласиться, поэтому предлагает время от времени водить детей в храм по выбору их родителей.
В срок четырех лет родители, не желающие давать своим детям такого начального образования, лишаются звания граждан, неисполнение гражданского долга наказывается двойным прямым налогом. Робеспьер добавит к этому клеймо позора: в залах первичных и выборных собраний будут вывешивать списки недостойных граждан. При отсутствии подходящих построек или недвижимости эмигрантов Лепелетье предлагает реквизировать замки (с возмещением их собственникам) для превращения их в учебные заведения, финансируемые за счет собираемых в кантонах налогов на основе прямых взносов каждого, когда богатые помогают самым бедным. При этом в одном месте могут соседствовать учащаяся молодежь и неимущие старики. «Мне кажется, есть что-то трогательное и духовное в сближении юного и преклонного возраста, дряхлой немощи и детского задора», способствующем состраданию и человечности. При каждой школе должен существовать совет из 52 отцов семейств, каждый из которых посвящает одну неделю в году наблюдению (с проживанием) за школой: за поведением преподавателей и учеников, раздачей еды, условиями гигиены и заботой о здоровье. Лепелетье подразумевает норму 50 учеников на одного учителя, зарплату учителя 400 ливров, учительницы 300 ливров, их проживание рядом с детьми и двойную норму питания по сравнению с детской. Он признает, что такое обеспечение может оказаться недостаточным, но рассчитывает на детскую взаимопомощь: «Старшие, 10–11 лет, могут освобождать своего учителя от части его обязанностей, следя за младшими и помогая им делать уроки». Следует поощрять соревнование между учениками; при отсутствии слуг поддержание порядка в школе должно быть обязанностью старших учащихся, которыми управляют учителя и учительницы. Преподаватели, благодаря деятельности которых в школах снижается детская смертность, награждаются годовой премией 300 ливров и широким уведомлением об их успехах в департаменте и Национальном собрании. Наконец, Лепелетье предлагает публиковать учебные программы, побуждая тем самым граждан писать учебники, конкурируя друг с другом, а также платить лучшим педагогам, в том числе авторам лучшей униформы для учеников и учениц, годовые премии от 3000 до 40 000 ливров. Поощрять следует и тех, кто, опережая специалистов по питанию, предложит лучшие программы питания, способы индивидуальной оценки или физического роста; награда им может доходить до 24 000 ливров.
На календаре 13 июля 1793 года: вскоре все внимание переключится на убийство Марата, произошедшее в тот же день. Представленный Робеспьером план Лепелетье одновременно с другими проектами передается в «комиссию шести». После переработки он предлагается снова, уже Леонаром Бурдоном, и на следующий день развертывается дискуссия по существу дела. Робеспьер тем временем отходит от принципа обязательности: «Лепелетье хотел, чтобы государственное образование было обязательным, то есть чтобы все отцы принуждались к общему воспитанию детей в государственных школах. Однако этот метод противоречит правам отцов на своих детей, он тиранический, он напоминает эдикт Людовика XIV об отъеме детей у протестантов и их воспитании в католических школах» [32]. Комиссия согласилась с ним и выступила за поощрение, а не за принуждение. Но дебаты опять прерываются, на сей раз из-за военных вопросов и организации массового призыва; 13 августа они возобновляются. Робеспьер кратко предлагает считать план Лепелетье приоритетным, с которым не могут соперничать другие:
«Разработчик этого плана полагал, что для сбережения Республики следует посеять ее принцип во всех душах; он не ошибался, считая, что образования мало для такого влияния на умы, и добавил к нему воспитание. Он заметил, что, когда гражданин беден и не может прокормить отправляемых в школу детей, Республика должна взять на себя и их обучение, и питание. Его целью было начинать заниматься детьми тогда, когда они получают решающие впечатления, и делать их достойными Республики людьми. Это возраст начала формирования привычек; система отпускает их, когда привычки достаточно окрепли, чтобы сформировался характер человека, вступающего в общество. Граждане, обычно пределы возможного и невозможного закладываются воображением. Пусть колеблющиеся вспомнят, что в проекте нет отказа от законов Природы. Неправда, что детей отбирают у родителей, они остаются у них первые пять лет и при них все семь лет обучения, после чего передаются в руки родины. Кстати, этот план содержит прекрасную идею, навеянную Природой: создание совета отцов семейств для надзора за учителями их детей и их оценки.
Если вы утвердите этот план, то рождение ребенка, это столь счастливое время для Природы, больше не станет бедствием для неимущей семьи, она больше не жертвовала бы частью своего существования ради его пропитания. Его насущные нужды обеспечивает Республика. Звучит возражение, что неимущий отец не пожелает остаться без той помощи, которую ему оказывает ребенок старше пяти лет. Но не будет ли верно предположить, что он не станет сожалеть об этой зачастую ничтожной помощи, раз помощь вернувшегося образованного сына окажется несравненно полезнее? До сих пор я слышал только выступления в пользу предрассудков, против республиканских добродетелей. Я вижу, с одной стороны, класс богатых, отвергающий этот закон, и с другой – требующий его народ. Я более не колеблюсь; его надо утвердить. Требую для плана Лепелетье приоритета» [33].
Перераспределение доходов, предполагаемое планом, и вопрос обязательности кристаллизуют противоположные позиции и позволяют его противникам – в том числе Дантону, епископу Грегуару, Шарлье, Гийомару – сравнить равенство в образовании с химерой. На деле большинство депутатов выступает за свободу и за ее неизбежные следствия: снижение финансовой нагрузки на государство, отстаиваемое сначала Мирабо, а теперь Бреаром; конкуренцию, понимаемую как залог соревновательности; неравенство на образовательной карте вопреки предложениям Кондорсе. Тем не менее философ отходит от свободы разных видов: от свободы родителей выбирать учителя, от свободы этого последнего по отношению к любой власти. Кроме того, руссоистская модель сближает его с множеством коллег «республиканского мученика», стремящихся уравновесить старые предрассудки республиканским кредо, государственной религией, оставляющей место для Верховного Существа и превращающейся в общественную добродетель. Так они объединяли образование, о котором пекся Кондорсе, и воспитание. Ромм, считающий их нерасторжимыми, оставляет за первым заботу о просвещении ума, развитии умственных способностей, расширении сферы мысли, а за вторым – развитие характера, направление воли и пристрастий, сохранение нравов: «Оно учит суду совести над поступками и мыслями». В надежде, что новые времена смогут примирить природную доброту человека с общественным строем, Рабо Сент-Этьен резюмировал это так: «Первое должно просвещать, второе давать добродетель» («Проект национального образования», 1792).
Но декреты Конвента не соответствуют целям проектов, надежды на перерождение натыкаются на финансовые обстоятельства и на колебания законодателей. В мае 1793 года, до всякого совместного решения, Конвент постановил,
