Жизнь – что простокваша - Антонина Шнайдер-Стремякова
Открытые уроки мне не планировали: «Пенсионеру не обязательно», но в назначенный день пригласили на заседание районной аттестационной комиссии.
Большая квадратная комната заполнена людьми. Вошла – и интуитивно почувствовала недоброе. Коротко рассказала о себе, но умолчала о сборнике и звании «Отличника». Зампредседателя пришла мне на помощь, расширив моё сообщение, и слово взяла импозантная дама.
– Для подтверждения категории одного лишь почётного звания недостаточно. В институте усовершенствования учителей надо было пройти курсы, а сборник представить комиссии. Администрация школы должна была распространить ваш опыт. Она этого не сделала – значит, не сочла нужным.
Мой сборник секретом не был, от открытых уроков и курсов повышения квалификации не отказывалась – я ничего не понимала и с недоумением поглядывала на своего завуча. Она молчала, выходило: меня подставили. По злому умыслу или по легкомыслию, значения уже не имело. Было очевидно, что администрация не позволила рядовому подняться выше, чем была сама, и меня понизили – с тринадцатого разряда перевели на двенадцатый.
– В следующем году подам заявление не на вторую – на высшую категорию! – бросила я, негодуя: хотела лишь подтвердить то, что и без того полагалось.
– Не позорьтесь, – удивила меня завуч.
– Чем? Что намерена отстоять честь? Или что смею сравняться с начальствующей элитой?
– А если не защититесь?
– Мешать не будут – защищусь, – и начала действовать самостоятельно.
В институте усовершенствования учителей проконсультировалась, что нужно для аттестации на высшую категорию. Узнав, что «без курсов переподготовки нельзя», настояла, чтобы мне их запланировали. В удостоверении, которое выдавалось институтом, делали пометку, какой категории учитель соответствует, – затевать борьбу без этой записи было бессмысленно. Рекомендацию я получила – первый шаг был сделан.
Далее начала настаивать на открытых уроках. Тщетно ждала я, когда их запланируют, – действовать пришлось опять без поддержки завуча. Пригласила директора, преподавателя русского и литераторы, и председателя профсоюзного комитета. Директору урок понравился: «Учительница выразительно читает, акцентирует внимание на узловых моментах, не оставляет равнодушными детей, что усвоили трагедию мальчика, выросшего в неволе».
Вскоре завуч сообщила, что ко мне на уроки приедут из районной аттестационной комиссии. Я ждала, но в день их приезда у завуча опять, к удивлению, нашлась причина не быть на работе.
Одну из них, Горину, я знала чисто визуально: она руководила методическим объединением учителей района и была дружна с завучем, другую видела впервые. Я свободно ориентировалась в теме, закрепление показало, что дети материал поняли.
– Вы учеников специально подготовили? – спросила Горина, как выстрелила.
Вторая поддержала её:
– Да, уверенность ребёнка вызывает подозрение.
Меня будто оглушили. Пролепетала, что «никого не готовила, что тему объясняла впервые», но это никого не убедило. Хотелось знать фамилию второй. Прощаясь, я спускалась с ними с этажа.
– Горину я знаю, – осмелела я, – а вас вижу, простите, впервые. Может, представитесь?
– Венцева, – измерила она меня.
– Ве-енцева?.. – вспыхнула я.
Видя мою реакцию, она пропустила Горину и задержалась в дверях:
– Почему вы так отреагировали?
– Вам показалось…
– Прошу – скажите честно.
Терять мне было нечего.
– О вас ходят слухи, как о мегере, которая «режет» всех, на кого показывают пальцем.
– Да-а? – засмеялась она.
– А вы не знали?
– Впервые слышу. Но вам ничего не грозит – с завучем дружите.
– Я-я – дружу с завучем? – удивилась теперь я.
– Значит, нас обеих решили стравить, – вновь засмеялась она.
– Зачем?
– Кому-то это выгодно. Вам сообщили не ту информацию обо мне, а мне – о вас. Сказали, что завуч и вы – подруги. Я заранее настроилась против вас и решила, что таких подруг выбирают только корыстные люди.
Меня, словно контузило. В голове отстукивало: «Политика не планетная, не региональная – кабинетная. Так и дёгтем мажут, так и славу поют». Пришла в себя и спросила:
– А ещё один открытый урок провести можно?
– Не боитесь?
– Чего?
– Тогда, – она опасливо оглянулась на стоявшую вдали Горину и по секрету выдала, – советую это сделать с детьми чужого класса.
– Как это?..
– Договоритесь с какой-нибудь учительницей насчёт класса, пригласите свободных от уроков учителей, хорошо бы и из других школ, ещё членов районной (лучше бы городской) аттестационной комиссии.
– Организации много.
– Свяжитесь со мной.
– Как?
– Найдите меня в моей школе, – и, назвав её, быстро удалилась.
«Конспирация», – соображала я, догадываясь, что в её лице обрела негласного союзника. Договорившись с одной из учительниц о классе, я отправилась к директору с просьбой никого заранее об открытом уроке не информировать.
– Почему? – удивилась она.
– Сглаза боюсь… – слукавила я.
Привела в порядок объёмистый, на 200 страниц сборник, полный именной указатель которого отнимал много времени, и зимой отправилась с ним к Венцевой. Она внимательно полистала его и начала экзаменовать.
– У вас тут цитата из детских стихов Маяковского: «Смотрите на жизнь без очков и шор…» – а дальше?
– «Глазами жадными цапайте всё то, что у вашей земли хорошо и что хорошо на западе», – закончила я.
– «Но землю, с которой вдвоём голодал»… – и надолго замолчала.
Не дождавшись продолжения – как Венцева могла это забыть? – я с ноткой негодования закончила:
– «Нельзя никогда забыть».
– Тут нет ошибки? – скосила она глаза.
– Ошибки нет, но рефрен этот, всё усиливаясь, несколько раз варьируется: «Но землю, с которою вместе мёрз, вовек разлюбить нельзя», или – «Но землю, которую завоевал и полуживую вынянчил, где с пулей встань, с винтовкой ложись, где каплей льёшься с массами, – с такою землёю пойдёшь на жизнь, на труд, на праздник и на смерть».
– У вас, наверное, память хорошая?
– Не сказала бы. Просто… долгие годы преподавала в старших классах – запомнилось.
Моя завуч молчала, и к цели я шла одна – тоже молча. В скрытом противостоянии предстояло весной либо победить, либо остаться оплёванной.
…На открытый урок съезжались и сходились гости. Количество приглашённых (литераторов, математиков, биологов, географов, «иностранцев») было не меньше, чем учеников в классе, – моего завуча опять не было. Всем было интересно, справится ли пенсионерка со своей миссией.
Во время анализа урока «иностранка» высказалась, что «создалось впечатление, будто урок был отрепетирован». Возмущённую «классную» слова эти, словно током, обдали.
– Меня оскорбляют недоверием – на каком основании? – вспыхнула она. – Я лишь предупредила детей, что урок будет вести другая учительница.
Её успокоили. Последнее слово было за Венцевой.
– Уроки видеть приходилось мне всякие. Сегодня я тоже училась, – обрадовала она своим началом, – это был нетрадиционный урок. Думаю, его опыт надо обобщить не только в школе, но и в
