Мужество - Михаил Сергеевич Канюка
— Свою надо иметь! — в тон ей ответил Яша и быстро запер двери мастерской на замок, чтоб ненароком не зашел еще кто-нибудь.
— Ой, наконец-то добралась! — Прижавшись щекой к еще теплой печке, Тамара чуть не расплакалась.
А Яков уже звал остальных обитателей мастерской:
— Алеша, Петр Иванович, встречайте дорогую гостью!
В мастерскую вошли старший брат Яши и руководитель верхового отряда, он же «хозяин» мастерской, Петр Иванович Бойко, которого Тамара-маленькая почему-то очень недолюбливала. Он был слишком суетлив и в то же время вял, инертен. Не чувствовалось в нем внутренней твердости, уверенности в себе.
— Вы одна? — вместо приветствия спросил связную Старик (подпольная кличка Бойко).
— Пока одна, — сухо ответила Тамара. — Но скоро должен быть командир. Он просил вас никуда не отлучаться, у него к вам дело.
— Ах, вот как! — забеспокоился Старик. — Командир придет — надо его достойно встретить. Небось продрог в дороге-то, устал… Жена, — крикнул он в другую комнатку, — приготовь что-нибудь поесть!
В дверях соседней комнаты замелькала фигура молодой женщины. Она вызывала мало симпатий у партизан: в ее поведении чувствовалась какая-то наигранность.
Межигурская уже немного отогрелась, на ее осунувшемся лице жарко загорелись щеки, заблестели глаза. Она весело посматривала на ловкого, подвижного Яшу, на степенного и не по возрасту рассудительного Алешу. А ребята торопились рассказать ей о последних новостях.
— А в порту что недавно было! Сам видел! — увлеченно рассказывал Яша. — Грузовоз с зерном только за волнорез, вдруг ка-ак громыхнет — аж набережная заколыхалась… После этого в городе была такая облава… Еле сам ноги с привокзальной площади унес…
— А чего ты крутился на площади? — сурово спросил вдруг Алеша. — Сказано же тебе было, что наблюдение за вокзалом теперь поручается другому — из моей пятерки. Ведь тебя там чуть ли не каждый полицай знает…
— Вот-вот! Нам только этого не хватало, — заворчал Бойко. — Не сносить тебе, Яшка, головы. Горяч больно.
Ох, и осточертели Якову нравоучения чересчур осторожного «хозяина» мастерской! Он хотел было сказать ему что-то резкое, но Тамара строго взглянула на него, и он сдержался. В глубине души Яков понимал, что на этот раз он неправ: допустил оплошность.
Раньше он в конспиративных целях работал чистильщиком обуви на площади у вокзала, а на самом деле собирал информацию о пришедших в Одессу военных составах, о количестве вооружения и численности войск, о дальнейшем их продвижении на фронт и о других, не менее важных событиях в жизни города. На вокзале, как и на базаре, многое можно было увидеть и узнать. Но после того как Яша по приказу командира выследил и уничтожил провокатора Садового, ему посоветовали не появляться на привокзальной площади.
— А вы знаете, ребята, — вспомнила вдруг Тамара, — в одном из отдаленных штреков мы нашли остатки подпольной типографии. Даже немного шрифта сохранилось. Нам бы еще тискальный станочек достать где-нибудь! — мечтательно добавила она. — Какие бы мы листовки тогда печатали — что тебе в городской типографии!
— Интересно, какими были те люди, которые пользовались этим шрифтом? — задумчиво произнес Яшунька.
— Революционеры они были. Нам до них — как до неба… — с сожалением сказал Алеша.
Тамара внимательно посмотрела на притихших ребят. Ну как им сказать, что именно они и их друзья — прямые наследники героев революции и что дело, которое им поручено, по своей значимости, быть может, ничуть не меньше, чем то, которое выполняли безымянные герои тех лет… И хотя Алексей и Яша, в сущности, еще дети, они тоже настоящие герои.
— Вот что, — сказала она вслух. — То, что делаете вы, очень важно и необходимо нашему народу, Родине. Трудно было народу взять власть в свои руки, доказать, что только партия коммунистов способна привести к подлинной свободе и счастью не избранных, а все общество в целом. Сейчас, в этой войне, наша общая задача — отстоять все, что завоевано революцией, сохранить и приумножить сделанное отцами и дедами. И вы — ты, Алеша, и ты, Яшунька, — должны гордиться тем, что стали участниками битвы за будущее нашей страны, за счастье всех советских людей.
Яша восхищенно смотрел на Тамару. Он испытывал перед этой улыбчивой и милой женщиной невольное благоговение. Яша знал ее еще до войны, знал, что она работает в НКВД. И это окружало Тамару в Яшиных глазах ореолом таинственности, героизма. Когда он узнал, что Тамара будет работать вместе с Бадаевым, он не то чтобы обрадовался, нет. Это чувство было значительно глубже. Он как-то сразу понял, что его как взрослого допускают к делу, которым занимаются такие люди, как чекисты Бадаев и Межигурская.
— Где же командир? — забеспокоился вдруг Алеша. — Ведь комендантский час на носу!
— Придет, придет! — успокаивала братьев Тамара, а сама в тревоге подошла к двери и прислушалась: — Нет, ничего не слышно, только ветер опять завыл…
Бойко ушел в соседнюю комнату. Он никогда не участвовал в беседах подпольщиков в редкие минуты отдыха, выпадавшие на их долю. Эти минуты общения сплачивали товарищей по борьбе больше, чем многолетнее пребывание рядом в мирное время. И когда приходилось расставаться, каждый уносил с собой в сердце частицу тепла, подаренного другом. Тепла, которое согревало в стужу, хранило в бою, помогало держаться до конца в фашистских застенках. Нет, не дано было Бойко насладиться этим теплом, не дано было ему познать чувство товарищества, во имя которого друг умирал, спасая друга, чувство любви к Родине, за которую советские люди готовы были отдать свою кровь до последней капли. Слишком мелкой была его изворотливая душонка, слишком беден он был сердцем.
Провокатор Садовой успел сделать свое черное дело. Гестапо и сигуранце стали известны назначение мастерской по ремонту примусов и керосинок и двойная жизнь ее обитателей. Однако оккупанты не стали сразу арестовывать «хозяина» и его помощников. Им хотелось поймать в сети как можно больше подпольщиков.
Однажды, когда Бойко спешил попасть до комендантского часа к себе на квартиру, к нему на темной улице подошел невысокий, щуплый человечек и, коверкая русские слова, сказал, крепко взяв за руку повыше локтя:
— Вы Бойко?
— Д-да! — сразу испугался Петр Иванович.
— Прошу следовайт в сигуранца.
Бойко поплелся за незнакомцем, ничего хорошего для себя не ожидая.
И он оказался прав.
— Следователь по особо важным делам Курерару! — холодно отрекомендовался ему человек в форме румынских оккупационных войск.
Смысл слов, тон, каким они были сказаны, вид человека, произнесшего их, даже сам факт пребывания в сигуранце — все это привело Бойко в такой ужас, что он невольно опустился на стул напротив стола следователя.
— Встать! — заорал на него
