Мужество - Михаил Сергеевич Канюка
Бадаев открывает глаза. В квадратиках решетки вырисовывается далекое небо. Он с трудом расклеивает запекшиеся губы, сплевывает тягучую, вязкую слюну.
Сколько дней он здесь? Три? Шесть? Восемь? Не вспомнить… Все смешалось в страшном калейдоскопе событий. Пережитое, словно выхваченное из ночи ярким лучом прожектора, вспыхивает на мгновенье в памяти.
Узкая, длинная камера для допросов и пыток. Палки, плети, раскаленные щипцы. Свирепые лица палачей — двух верзил в клеенчатых фартуках — и спокойное лицо следователя. Он спешит. Не дает передышки Бадаеву. Допрос за допросом. Сознание все реже возвращается к нему. Тело становится каким-то невесомым, безразличным к боли. Совсем ослабели ноги. Но, сбитый на пол, он каждый раз нечеловеческим напряжением воли поднимается сам. Это еще больше злит его палачей. В конце концов подручные следователя крепко связывают ему руки веревкой, пропущенной сквозь большое кольцо в стене, и при помощи блока поднимают его к потолку камеры. Ударов металлическими прутьями по пяткам Бадаев уже не чувствует — сознание покидает его…
Небо между решетками светлеет. Сейчас снова придут за ним. Клацнет «глазок», надзиратель доложит, что «русский пришел в себя», заскрипит засов, и палачи, подхватив измученное тело, поволокут Бадаева на допрос…
«Глазок» открывается, но за ним не приходят. Что это? Забыли? Или думают, что он еще не пришел в себя? Так смотрите! Бадаев подползает к стене и, собрав последние силы, упираясь в нее головой и плечами (руки бессильно висят), садится.
Надзиратель поражен: ведь этого русского недавно бросили в камеру безжизненным трупом. И вот, пожалуйста, он уже сидит. После таких пыток!
«Глазок» закрывается. В камере тишина. Так, значит, дали передышку. Наверное, готовят что-нибудь новое. Но об этом сейчас не надо думать.
Тяжелые, распухшие веки опускаются. Кажется, миллионы иголок впились в кожу — так нестерпимо болит все тело. Голова бессильно откидывается на плечо.
Забытье, сон? Нет, Бадаев думает. Для этого, возможно, больше не останется времени. А он должен вспомнить все… Понять, как это случилось…
Болит душа за арестованных товарищей, о которых ему пока ничего неизвестно. А главное, он до сих пор не знает имени предателя. Ведь что, как не предательство, привело их всех в фашистский застенок?
Вместе с Бадаевым взяли тогда на квартире у Бойко Тамару Межигурскую, Яшу и Алексея Гордиенко, Сашу Чикова, самого «хозяина» с женой. А кто еще попал в западню? Что знают фашисты?
У Бадаева в момент ареста были документы на имя Сергея Ивановича Носова. Но фашисты уже знают, что он Бадаев, тот самый Бадаев, который стал для врагов чуть ли не символом непокоренной Одессы, неуловимым и беспощадным. Схваченных сигуранцей или гестапо бойцов невидимого фронта фашисты вешали, расстреливали, прикрепляя на груди табличку с неизменной надписью: «Я партизан Бадаева».
…Кто же их предал? Кто мог сообщить в сигуранцу, что он командир партизанского отряда?
В памяти у Бадаева в деталях запечатлелся его арест. Фашисты ворвались в дом — не два-три человека, как это бывало при простой проверке документов, а человек десять. И каждого из находившихся в комнате взяли под прицел. Бадаев был взят на мушку сразу тремя автоматчиками. Потребовали предъявить документы. На паспорт едва взглянули и тут же отдали назад, для виду занявшись Гордиенко: заковали Яшуню в наручники, предъявив ему обвинение в убийстве Садового (уже знали об этом!). Остальным же было сказано: «Пройдете в сигуранцу для оформления протокола ареста и проверки документов».
У Бадаева билась в голове одна мысль — бежать, при любом удобном случае бежать! И он спокойно ждал, когда этот случай ему представится, мгновенно оценивая обстановку, которая постоянно менялась вокруг него. В том, что бежать необходимо, он убедился сразу, потому что никакой камуфляж не мог обмануть опытного чекиста. В ту минуту, когда фашисты вломились в мастерскую, Бадаев стоял неподалеку от окна, выходящего в проходной двор. Сначала командир решил бежать, когда арестованных будут выводить из помещения и в дверях образуется небольшая сутолока. Надо только подольше задержаться в комнате. Но возможность побега сразу же отпала, потому что именно ему пришлось выходить первому: офицер, руководивший налетом, за рукав подвел его к двери. «Что ж, еще не все потеряно, — подумал Бадаев, выходя из дома, — стоит только чуть ускорить шаги — и угол дома сразу же, почти рядом». Но и эта надежда отпала: на улице он увидел плотное оцепление и тогда окончательно понял, что это — мнимая проверка документов и что для него пути к свободе уже не будет: из машины, конвоируемой добрым десятком мотоциклистов, а тем более из тюрьмы ему вряд ли убежать.
Предательство. В их ряды затесался предатель. Кто же он? Эта мысль терзала Бадаева больше всего. Он должен был, обязан был распознать его, на то он и командир. Значит, враг оказался хитрее?
Спокойно, не время сейчас предаваться отчаянию… Сейчас, как никогда, нужна светлая голова и трезвая оценка обстановки. Что же врагу известно о нем и его отряде? Практически очень мало. Бадаев понял это из вопросов, которые задавали ему. Допрашивали его поочередно локатинент Аргир и майор Курерару с помощью своих подручных. Оба бывшие белогвардейцы, ныне сотрудники вражеской разведки.
— Фамилия, имя? — бросил ему Курерару, когда Бадаев впервые вошел в его кабинет — унылую небольшую комнату с письменным столом и двумя жесткими стульями по обе стороны. В углу, сразу возле двери, стоял еще один стул, на котором кучей были навалены какие-то металлические предметы вроде щипцов, палок, молотков. Впоследствии Бадаеву довелось познакомиться с каждым из орудий пыток в отдельности, а иногда и с несколькими зараз. Больше в этой комнате не было ничего.
Сначала Курерару вел допрос через переводчика: хотел повнимательнее присмотреться к этому легендарному Бадаеву, последить за его реакцией, за тем, как тот обдумывает свои ответы, как держится. Курерару сразу же понял, что на сей раз ему попался твердый орешек. Следователь был не глуп и упрям, и поэтому решил во что бы то ни стало этот орешек раскусить. Уже на первом допросе он отказался от услуг переводчика. Ион Курерару, он же Иван Кунин, совершенно в нем не нуждался.
— Фамилия, имя? — начал допрос Курерару.
— Вы их знаете. Вон мой паспорт лежит перед вашими глазами, — спокойно ответил Бадаев.
— Но этот паспорт — фальшивый. Вы
