Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов
Но 9 августа Сталин отправил категоричную записку ему, Каменеву и Калинину: «Я за десятилетний срок. Нельзя уменьшать этот срок, опасно, не поймут перехода от смертной казни к трём годам в отношении такого человека, как Савинков». Такое постановление в итоге и было подписано главой ВЦИК Калининым.
Феликсу пришлось снова встречаться с Савинковым. Уже в его двухкомнатной, если можно так сказать, камере, где были созданы все возможные удобства, куда доставляли свежие газеты и заказываемые им книги, даже блюда из ресторанов. Борис Викторович поделился с ним содержанием статьи, над которой работал, с простым и четким названием «Почему я признал Советскую власть». Дзержинский прочитал и горячо одобрил написанные страницы, попытался подбодрить Бориса Викторовича, пояснив, что после вступления в силу приговора ещё сохраняется возможность помилования.
Он, кстати, вышел в Политбюро с вопросом о Савинкове и ещё раз – дать директиву Отделу печати, чтобы газеты в своих выступлениях соблюдали следующее: «а) Савинкова лично не унижать, не отнимать у него надежды, что он может еще выйти в люди; б) влиять в сторону побуждения его к разоблачениям путем того, что мы не возбуждаем сомнений в его искренности». А то некоторые борзые авторы стали уже откровенно плясать на этой теме, как тот же вечно суетящийся, как комар, Карл Радек: «Суд Верховного Трибунала имел перед собою смердящий труп русской контрреволюции». Не надо бы загадывать, кто станет трупом…
Дзержинский всё же надеялся на освобождение Савинкова. Особенно когда 10 сентября переслал уже готовую статью и письмо, где сам Борис Викторович предлагал напечатать этот текст в газетах «Дело», «Правда», «Известия», английской, французской, немецкой, чешской и польской прессе, а также издать за границей отдельными листами по-русски. Феликс вполне оценил и решительность, и публицистический дар автора. Статья была написана сильно, ярко и убедительно. Она, несомненно, должна была произвести воздействие на русскую эмиграцию.
Всем, кому была послана на согласование, – Каменеву, Молотову, Куйбышеву, Калинину, Ярославскому – она понравилась. А как иначе? В ней было много искренних и нужных слов: «Прав или не прав мой народ, я – только покорный его слуга. Ему служу и ему подчиняюсь. И каждый, кто любит Россию, не может иначе рассуждать».
Но вопрос о возможности помилования так и не решался. Савинкову позволили всевозможную переписку, прогулки по городу, даже посещение ресторанов в компании чекистов, совместное проживание с гражданской женой, свидание с приехавшим из Ленинграда сыном, устлали ковром пол…
Всё! Но только не свободу и нормальную работу. Он обсуждал с чекистами вопросы литературы, читал им только что написанные рассказы. Даже публиковал их. И ждал.
Выписка из протокола заседания Президиума ЦИК СССР о смягчении приговоров Верховного трибунала в отношении членов ЦК эсеров. 11 января 1924 г. [РГАСПИ]
Дзержинский тем временем занимался убийствами селькоров, положением в Польше, её милитаристскими устремлениями, английскими шпионами, контрабандой на границе с Латвией. Он был абсолютно уверен, что Англия бросит большие миллионы, чтобы оторвать Закавказье, подняв хотя бы бутафорские восстания для вмешательства, и чтобы натравить Турцию. По этому поводу он встречался с Серго Орджоникидзе, уверяя его, что кроме мер в военной и чекистской бдительности необходимы меры экономические. Предлагал создать совещание для выработки и проведения мер, которые бы теснее связали кавказские народы с Россией, чтобы для них стала очевидной польза принадлежности к СССР. Англичане и Польшу натравливают, устраивают провокации на границе. Придется сделать отдельное сообщение на пленуме о военной опасности со стороны Пилсудского и об английском окружении нас со всех сторон.
В последние дни он вплотную занялся Авиатрестом и одновременно стал уточнять вопрос, как сам его назвал, «антиавиации» – разработки техники по уничтожения вражеских аэропланов и дирижаблей с земли.
Его волновала после тяжелой промышленности уже и текстильная, льноводы, борьба за режим экономии, против расточительства средств и рабочего времени во всех отраслях хозяйства и в государственном аппарате, организация научной и технической деятельности: «Если бы вы ознакомились с положением нашей русской науки в области техники, то вы поразились бы ее успехам в этой области. Но, к сожалению, работы наших ученых кто читает? Не мы. Кто их издает? Не мы. А ими пользуются и их читают англичане, немцы, французы, которые поддерживают и используют ту науку, которую мы не умеем использовать».
Внутренние ресурсы страны огромны, но быстро ввести их в действие пока не удаётся. Феликс понимал сторонников активного использования внешних займов, но был противником упования на них в качестве основной базы развития. Так можно ведь, ещё не получив и шиллинга, попасть в плен английской короне, в унизительную кабалу, которая может привести к обратному – снижению темпов индустриализации и модернизации собственного народного хозяйства. На самом деле чем больше расчёт на себя, тем больше гарантии тех же займов, лучше условия их предоставления.
Много самой разнообразной информации приходилось держать в голове.
И при этом откровенно бесил Феликса «отчетный, справочный, бухгалтерский, статистический, контрольный потоп. Доклады, доклады. Отчеты, отчеты. Цифры, таблицы, бесконечный ряд цифр. А людей, знающих дело, нет. Нет при этой системе времени изучить вопрос. Знают дело не люди, а справки, доклады. Пишутся горы бумаг, читать их некому и нет физической возможности».
Он призывал всех лично, как и он, погружаться в детали, а не выяснять что-то через пуды отчетов и справок. Хотя ему и самому приходится писать множество записок по самым разным вопросам. Но деловых, кратких и четких. При этом для скорости нередко пользуясь теми бланками, которые просто под рукой. И ни в ОГПУ, ни в ВСНХ, ни в ЦК, ни на предприятиях уже не удивляются, что под шапкой политуправления идет текст о народном хозяйстве, а над директивой органам правопорядка стоят буквы «ВСНХ». Главное – подпись «Дзержинский».
Сидевшие на заседаниях Совнаркома тоже нередко обменивались записками. А иногда и рисунками. Особым мастером шаржей слыл Бухарин. Он не раз изображал и Феликса. Но в один из дней Дзержинский получил своё изображение на фоне меча с надписью: «Ф. Дзержинский – меч пролетарской революции». Рисунок был не в обычной бухаринской манере. Дзержинский тут же рядом дорисовал трех человечков, держащих напильник, и подписал: «А это Бухарин, Калинин и Сокольников, подтачивающие».
Нарком финансов Сокольников был частым оппонентом Дзержинского, однако Феликс встал на его защиту, направив в ответ на грубый выпад «Экономической газеты» своё
