Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов
Глава 32
«Я не щажу себя никогда…»
Дзержинский и так уже задыхался от постоянных споров с Рыковым, Бухариным, Каменевым, пустых совещаний и согласований, медлительности принятия решений, набившей оскомину лозунговости мышления, а тут ещё снятого с поста руководителя Реввоенсовета Троцкого определили в ВСНХ – членом Президиума, начальником Электротехнического управления, председателем Научно-технического отдела и председателем Главного концессионного комитета. Свою работу Лев Давидович начал с докладной записки на имя Дзержинского, предостерегая против взятых им темпов развития промышленности и предсказывая неизбежный экономический кризис. Троцкого поддерживал Каменев, гордо облекая свою точку зрения в очередной лозунг: «Реже шаг!»
Мало было Феликсу одного «оракула» – зама Пятакова! И Дзержинский в ответ добивается решения о строительстве тракторного завода в Сталинграде и завода сельхозмашин в Ростове-на-Дону.
Записка Ф. Э. Дзержинского Г. Г. Ягоде о методах вербовки секретных сотрудников в Экономическое управление ОГПУ. 16 марта 1926 г. [РГАСПИ]
Письмо Ф. Э. Дзержинского из Мухалатки Г. Г. Ягоде о необходимости выяснить планы Гучкова и борьбе со спекуляцией. 4 мая 1926 г. [РГАСПИ]
Феликс попытался было перенаправить критический запал «льва революции» в мирное русло, назначив председателем Особого совещания по качеству. Но вскоре убедился, что из оратора и политика сделать практика и ежедневного труженика он не сможет. Индустриализация Троцкого интересовала исключительно как инструмент идеологической борьбы, как повод для ещё одной партийной дискуссии. Дзержинскому пришлось столкнуться и с Зиновьевым, предпочитающим править в Ленинграде по своему разумению и хотению.
Когда речь идёт о судьбе Советского государства, председатель ВСНХ не стесняется в выражениях: «Мне кажется, что у Троцкого и Каменева идет вопрос не об индустриализации страны, не о том, откуда найти средства для усиления основного капитала нашей промышленности, а о том, каким образом сколотить кой-какой основной каптал для их политических целей, для политических комбинаций». Себя он никогда политиком не считал, он был работником, конструктором той модели будущего, которую считал верной и справедливой. А «политики», исходя из личных или коллективных амбиций, постоянно строили препоны на его пути.
В. В. Куйбышев. 1920-е гг.
[РГАСПИ]
Письмо Ф. Э. Дзержинского В. В. Куйбышеву с просьбой освободить его от должности председателя ВСНХ. 3 июля – 20 июля 1926 г.
[РГАСПИ]
Своему другу Валериану Куйбышеву он откровенно пишет: «Я так ей-ей не могу быть в ВСНХ. Я умоляю Вас всех снять меня и поставить своего человека, т. е. такого, которому не пришлось бы испытывать столько сопротивления по каждому вопросу… Мне уже стало так тяжело постоянно быть жестким хозяином».
Изнурительная работа, поездки, неудовлетворенность результатами, постоянное противостояние и дискуссии об очевидном, упреки в преждевременности его предложений, причем иногда не только в ЦК, Совнаркоме, но даже внутри своего же ведомства, приводят к все более частым приступам стенокардии.
А тут ещё Молотов показывает ему письмо Сталина из Сочи: «Я думаю, что кроме всякого рода опасностей у нас есть еще одна серьезная опасность, – это опасность растранжирить кое-какие накапливающиеся копейки, растратить их впустую, необдуманно, и тем самым затруднить нашу строительную работу. Месяц назад все это понимал тов. Дзержинский. А теперь он, видимо, увлекся… Очень тебя прошу, т. Молотов, прочти это письмо т-щу Дзержинскому. Ввиду важности вопроса прочтите также в семерке и сообщите в двух словах ее мнение».
Дзержинский, придя домой, в сердцах бросает жене: «Ни черта Сталин не понимает в экономике!» – и пишет уже не первое заявление об отставке с поста председателя ВСНХ. Через несколько дней получает письмо из Сочи уже на своё имя:
«Дорогой Феликс! Узнал я от Молотова о Вашем заявлении об отставке. Очень прошу Вас не делать этого. Нет оснований к этому: 1) Дела идут у Вас хорошо; 2) поддержка ЦК имеется; 3) СТО перестроим так, чтобы отдельные наркоматы не могли блокироваться в ущерб государственным интересам; 4) Госплан и его секции поставим на место. Потерпите еще месяца два, – улучшим дело, ей-ей. Крепко жму руку. Ваш Сталин. P. S. Как здоровье?».
И тут же Молотов спешит показать ему новое сталинское письмо:
«Дело с СТО обстоит, конечно, неладно! Дзержинский нервничает, он переутомился, но дыма без огня все же нет, конечно. Да и само политбюро в неловком положении, ибо оно оторвано от хозяйственных дел. Посмотри «Экономич. жизнь» и поймешь, что наши фонды распределяются Смилгой и Струмилиным плюс Громан, а Политбюро… Политбюро превращается из руководящего органа в апелляционный, в нечто вроде «совета старейшин». Бывает даже хуже – руководит не госплан, а «спецовские» секции госплана. Ясно, что Дзержинский должен быть недоволен. А дела от этого, конечно, не могут не страдать. Кроме перестройки СТО на началах персональности, со вхождением туда членов Пол. Бюро, – я не вижу выхода».
Это была прямая поддержка предложений Дзержинского. И он с прежним энтузиазмом бросается в бучу работы, стремясь настроить на нужный лад этот огромный аппарат управления промышленностью, этот гигантский улей, располагавшийся в сером здании Делового двора на Варварской площади. До революции в нем размещались торговые склады богатых мануфактурных фирм. Каждый склад сам по себе. И сейчас каждый трест и синдикат – будто сам по себе. Во всех почти вопросах: по зарплате, по восстановительным работам, по концентрации, по овладению рынком. И каждый норовит все свое «счастье» использовать для себя, а «несчастье» переложить на государство, требуя дотаций, субсидий, кредитов, высоких цен…
Неотправленное письмо Ф. Э. Дзержинского И. В. Сталину с просьбой освободить его от должности председателя ВСНХ.
3 декабря 1925 г. [РГАСПИ]
Приезжая порой раньше всех, Феликс наблюдал, как густой лавиной, будто к заводской проходной, обгоняя друг друга, стекался сюда огромный поток служащих. Но что производится на заводе, понять в общем-то нетрудно, а здесь?
Председателя ВСНХ давно занимает идея подобрать для работы сотню-полторы из здоровой, отборной молодежи, экономистов и инженеров-техников, чтобы распределить по всем этим ячейкам, по московским трестам и некоторым заводам для поднятия производительности и чтобы через них связаться со всей учащейся молодежью. «Они могут быть еще студентами – пусть отдадут в неделю десять часов каждый, пусть учатся жизни». Феликс убежден, что жизнь, конкретная практика, повседневно открывает новые возможности, поэтому надо
