В разные годы. Внешнеполитические очерки - Анатолий Леонидович Адамишин
Потом началось тоже нелегкое дело. Таджики настроились после разговоров с Козыревым на один сценарий, а тут звоню я и вытаскиваю их на прежний путь. Они твердят: разве Козырев не сказал, что договорились отложить переговоры. С премьером Самадовым я использовал последнюю карту: вы сейчас просите денег, но мы не можем позволить такого положения, при котором Россия одной рукой дает рубли, а другой получает пощечины. Не очень складно по-русски, но понятно.
На следующий день раздается звонок по ВЧ (советская связь работает), на трубке Рахмонов. Ему я, естественно, ни слова не сказал насчет увязки денег с переговорами. Наоборот, соединился по другому телефону с Дубининым, министром финансов и так, чтобы было слышно по ВЧ, попросил его выделить Таджикистану наличность. С Дубининым мы сговорились накануне, что задержим выплату, причем я ему честно сказал: у меня, Сергей Константинович, нет на этот счет разрешения, действую по большевистской сознательности. Дубинин вник в ситуацию и на день-два деньги задержал, хотя уже было распоряжение Черномырдина.
Без такого «сговора», возможно, ничего бы не получилось. В те дни в Таджикистане убили зампремьера Моеншо Назаршоева, горного бадахшанца, который как раз должен был возглавить делегацию в Москву. Рахмонов заявил на митинге, что он не сядет разговаривать за одним столом с убийцами, обвинив в преступлении оппозицию.
Накат против переговоров оказался, вообще, сильный. Приводились доводы, что никого тегеранская оппозиция не представляет, хотя имена тех, с которыми мы разговаривали, были согласованы с таджиками и с узбеками и утверждены в Москве.
Имелся и другой аргумент: Абдулло Нури, верховный лидер исламистов, якобы дезавуировал своих тегеранцев. Спрашиваем, откуда это взялось? Ответ: военные перехватили сообщение. Мы: покажите, они: не можем, и перехват так и не был представлен. На поверку выясняется, что заявлений такого рода со стороны Нури нет, все наоборот, он поддерживает встречу в Москве.
Но и эти темы я с Рахмоновым затрагивать не стал, упирая больше на то, что переговоры, имеющие целью национальное примирение в Таджикистане, еще больше повысят его авторитет. И услышал такие слова: «Вы самый уважаемый в Таджикистане человек, а для меня, вообще, самый дорогой, и только из уважения к Вам я направляю в Москву делегацию». Восток в полном блеске.
Как на грех, я должен был улетать в Париж на международную конференцию, где было запланировано мое выступление. Дотянул до последнего, опасаясь осечки в таджикских делах. Уже во Франции узнал, что Рахмонов не подвел. Но теперь начали тянуть таджики с той стороны. Это волновало меня меньше: если они сорвут переговоры, то вся ответственность ляжет на них, МИД и о таком варианте предупреждал.
Позже узнал, что Туранджонзода не капризничал. От своих людей в Таджикистане и от иранцев до него доходили сведения, что в Москве его могут убить. Скорее всего, его запугивали, пытаясь в последний момент помешать московским переговорам. Изобретательный Хакимов уговорил министра выдать двум исламским лидерам на короткий срок российские дипломатические паспорта – случай беспрецедентный в нашей практике.
Дело усугубилось также тем, что именно в этот момент наши военные начали предпринимать собственные инициативы по политическому урегулированию, неизвестно, кто их на это уполномочивал. Одновременно было объявлено об учениях миротворческих сил России, Узбекистана и Таджикистана с танками и самолетами, да еще вблизи «Тигровой балки», уникального таджикского заповедника. Правда, после учений Грачев заявил, что решение таджикской проблемы может быть только политическим.
Так что, когда 5 апреля 1994 г. в Москве начались таджикско-таджикские переговоры, это был действительно прорыв. Наблюдатели на них представляли ООН, Россию, Афганистан, Иран, Узбекистан, Казахстан, Киргизию, Пакистан. На начальной церемонии министр Козырев предупредил: «В России не поймут, если одна из сторон покинет переговоры и возьмется за оружие». Это стало камертоном на весь длительный процесс.
Спады и подъемы. Переговоры – их второй раунд состоится, как и договаривались, в Тегеране (июнь того же года), а третий – в Пакистане (сентябрь) – так и пойдут со спадами и подъемами и под аккомпанемент боевых действий. Ни та ни другая сторона, несмотря на декларации, длительное время не отказывалась от силы как решающего средства воздействия на противника. В том числе для того, чтобы усилить свои переговорные позиции. Оппозиция прибегала к террористическим актам даже в отношении наших военнослужащих.
Очередная острая ситуация сложилась в августе 1994 г. В интервью «Интерфаксу» я описал ее следующим образом: «Таджикская оппозиция вновь перешла от политических методов достижения своих целей к военным действиям. Она использует терракты, ведет “засадную войну” и – в ограниченных масштабах – прямые боевые действия. В них принимают участие арабские наемники. (Среди наемников были замечены небезызвестные Хаттаб и Басаев. В 1994 г. их удалили по настоянию Ирана, не желавшего пускать арабов или чеченцев в регион, который он считал своим.) Оппозиция объясняет смену тактики тем, что якобы в Таджикистане не в должной мере осуществляются политические преобразования. Но межтаджикский конфликт не имеет военного решения. Если оппозиция недовольна тем, как проходит политический процесс, ей следует использовать другие рычаги. А они есть. Это и ООН, и западные страны, и Россия, наконец. Но с Москвой оппозиция сейчас почти не разговаривает. Она встала, что называется, на тропу войны. Чувствую себя лично обманутым. В марте текущего года, когда я уговаривал в Тегеране лидеров оппозиции приехать в Москву на первый раунд межтаджикских переговоров, они заявляли, что могли бы свергнуть правительство вооруженным путем, но не делают этого, поскольку гражданская война способна уничтожить таджиков как нацию.
Чтобы избежать второго витка гражданской войны в Таджикистане, необходимо немедленно оформить договоренность между правительством и оппозицией о прекращении огня, пусть даже на временной основе. Власти в этом случае могли бы объявить амнистию, в частности, пойти на освобождение политических заключенных (в Таджикистане их немногим более 20 человек), что, кстати, они уже обещали.
Россия, со своей стороны, будет стремиться ускорить возобновление переговоров между правительством и оппозицией. Российские пограничники, кто бы что ни говорил, тщательно несут охрану таджикско-афганской границы, а это 1400 километров. Наши войска не вмешиваются во внутреннюю борьбу между правительством и оппозицией. Если бы не постоянное воздействие России, то трудно сказать, были бы в Таджикистане новая конституция, президентские выборы и т.д. Это все делается в честном взаимодействии с таджикскими властями и с постоянным акцентом на политическое урегулирование. Только демократические преобразования способны вывести
