В разные годы. Внешнеполитические очерки - Анатолий Леонидович Адамишин

Впервые узнал, что революцию в 1979 г. начали здешние коммунисты в полном соответствии с московскими канонами. Позднее вставал даже вопрос о вводе наших войск в Иран, помешал тот факт, что мы уже влезли в Афганистан. А потом начались конфликты между теми иранцами, кто сделал удачную революцию, и теми, кто приехал из Москвы. И пошло-поехало. Сначала ссоры в своем кругу, потом апеллирование к муллам, которые спокойно все выслушивали, а затем хомейнисты перещелкали их, как цыплят, и сами пришли к власти по их глупым головам.

Все это рассказал мне посол Сергей Михайлович Третьяков, произведший очень хорошее впечатление. Он добавил, что Москва не слушала никого, ни МИД, ни ближних соседей (так мы именовали внешнюю разведку). На Международный отдел ЦК КПСС на Старой площади революционеры выходили напрямую.

Министру иностранных дел Али Акбару Велаяти я старался внушить, что Россия проводит сбалансированную политику, опровергал его утверждения, что мы ориентируемся только на Запад. Нам нужны все азимуты. Иран нам очень важен и как сосед, и как партнер по межрегиональному сотрудничеству. Оно может сделать более сбалансированным и международные отношения. Тем самым давал понять, что региональное сотрудничество и есть тот инструмент, который может сдерживать гегемонию Соединенных Штатов. Конечно, персы говорили о своих обидах: не сделали то, что обещали по Каспию, не советуетесь по Таджикистану и т.д. Заканчивали, однако, как правило, на конструктивной ноте. Из коллекции удачных фраз: в ответ на мои довольно банальные слова «соседей не выбирают» директор департамента МИД Ирана выразился изящно: «Даже если бы у нас был выбор, мы выбрали бы Россию».

В ключевом для нас таджикском вопросе у иранцев произошел некоторый перелом. В первые месяцы смуты в соседнем Таджикистане они были весьма активными: первыми открыли посольство, их дипломатов замечали раздающими деньги таджикам. Тегеран был явно не прочь посадить в Душанбе послушное ему правительство. Возможно, у них это вышло бы, но в дело, хотя и с опозданием, вступила Россия. Не отказываясь окончательно от перетягивания Таджикистана на свою сторону, персы намеревались теперь помочь близким к ним по духу деятелям сохранить влияние в стране. А это оказалось невозможно без достижения модус вивенди с правительством. Тут наши интересы стыковались: и нам, и иранцам необходим был компромисс между таджикской оппозицией и правительством. В отсутствие переговоров маячила вероятность длительного военного противостояния. В этой связи я настойчиво требовал прекращения обучения на территории Ирана части боевиков ОТО.

Первый контакт с оппозицией состоялся в иранском МИДе, встречу открыл Велаяти. До этого он обещал нам следующее: иранцы выступят за Москву как место первой встречи таджикской оппозиции и правительства Душанбе при том понимании, что Тегеран примет у себя вторую такую встречу. Я согласился, нет смысла постоянно держать у себя груз переговоров.

Оппозиционеры пришли вчетвером: два исламистских лидера – Ходжи Акбар Тураджонзода, руководитель группы, и Мухаммад Шариф Химматзода, и два демократа – Отахон Латифи, единственный, кого я знал, ибо он был в свое время корреспондентом «Правды», и Абдунаби Сатторов, доктор филологических наук, в прошлом профессор таджикского университета.

Они показались мне людьми, с которыми можно нормально разговаривать. Слегка, как водится, блефовали. Уверяли, что могли бы свергнуть правительство вооруженным путем, но не делают этого, поскольку гражданская война может уничтожить таджиков как нацию. Тут же добавляли, что ни одна из сторон не может добиться военного превосходства. Даже если одна из них временно выиграет, вторая с этим никогда не смирится.

Главное, мы получили согласие оппозиции начать прямой разговор с правительством в Душанбе. До сих пор они отказывались от этого под высокомерным предлогом, что не хотят разговаривать с теми, кем управляют, а будут говорить напрямую с русскими. Кстати, отвечал я на это так: если бы Россия являлась хозяйкой в Таджикистане, диалог с оппозицией уже шел бы полным ходом.

У нас с Хакимовым была заготовлена одна задумка – перетащить проведение встреч с оппозицией в посольство, на нашу территорию. Помимо всего прочего мы бы избавлялись от излишней иранской опеки: заместитель министра Ваизи на первой встрече сидел вместе с таджиками. Когда дело в иранском МИДе шло к концу, сказал, что мы хотим продолжить разговор, и я приглашаю таджикских представителей в посольство России. К некоторому нашему удивлению, Акбар сразу же ответил: приедем обязательно.

На следующий день мы всё гадали, приедут или нет, тем более, что таджики запаздывали. Потом они объяснили, что иранцы жали на них, чтобы они к нам не ехали. В посольстве мы хорошо их приняли, накормили обедом, показали зал, где проходила Тегеранская конференция 1943 г. Если на встрече в иранском МИДе на наше предложение начать переговоры с представителями таджикского правительства в Москве они ответили уклончиво, то в посольстве они вполне определенно согласились на первый раунд переговоров в российской столице.

С их стороны было сказано немало слов насчет того, что они полностью признают геополитическое значение России, тепло вспоминают о том времени, когда мы жили в одной стране, а Акбар даже упомянул, что его отец воевал за СССР. Была выражена благодарность российскому МИДу за эту встречу в Тегеране, хотя в не меньшей мере благодарить надо было Рахмонова и Каримова.

Фактически сразу же они написали письмо Р. Пирис-Бальону с выражением своего согласия на Москву, а я информировал обо всем Душанбе и Ташкент.

Нужны ли переговоры? Сложности пришли с неожиданной стороны. Порадовался я двум новостям: первая, что, встречаясь с госсекретарем США Кристофером во Владивостоке, Козырев вроде бы откровенно сказал ему, что мы можем быть с американцами либо равноправными партнерами, либо никакими. И вторая, что по дороге домой он заехал в Душанбе, где собрал министров иностранных дел среднеазиатских государств.

Каково же было мое изумление, когда, рассказывая нам в МИДе о своей поездке, он вдруг начал говорить, что политический диалог с оппозицией сейчас не так уж и нужен. Таджики в Душанбе не хотят садиться за переговорный стол, их поддерживают узбеки, вернее, хотят, но позже. Сейчас самое главное – заняться таджикскими внутренними делами, прежде всего экономическими. Было ясно, что настропалили его в Душанбе, где Рахмонов еще раз попробовал увернуться от переговоров.

На удачу нас было на совещании у министра «много», кроме меня, еще А. Панов, Б. Хакимов и А. Облов, и все четверо в различных тональностях Козыреву оппонировали.

Это уж действительно дальше некуда. Столько месяцев добиваться