В разные годы. Внешнеполитические очерки - Анатолий Леонидович Адамишин
Нас обвиняют в имперских привычках, но как раз имперскому управлению мы так и не научились. В тех редких случаях, когда мы проявляли твердость, удавалось удерживать правительство Таджикистана от опрометчивых шагов либо снижать ущерб от них. Так, в августе 1993 г. мы настойчиво – и с успехом – «рекомендовали» Душанбе как можно скорее прекратить операцию в Горном Бадахшане.
Наконец-то. Перелом произошел в феврале 1994 г. Козырев был в Ташкенте с весьма продуктивным визитом, и мы договорились, что вслед за ним слетаю к узбекам и я. Отправились мы в Узбекистан лучше не придумаешь: Андрей Иванович Николаев, командующий пограничными войсками, дал самолет. Узбеки на этот раз проявили полную готовность к сотрудничеству по Таджикистану: пора сажать за один стол таджикское правительство и оппозицию. Надо сказать, что с этого времени узбекское руководство стало активно выступать за политическое урегулирование, оказывая при необходимости воздействие на обе стороны.
Не сошлись мы в том, что касается внутренних таджикских дел. Узбеки выступали за кадровые перестановки, что иногда казалось правильно по существу, ибо клановая борьба могла развалить страну на ряд самостоятельных регионов. Но перемены они хотели сделать нашими руками, на что мы, разумеется, не шли. Свои сомнения я оставил при себе, сказав узбекам, что «вы всё придумали, вы и осуществляйте этот замысел». Они моментально отскочили: мы можем быть только пристяжными, основное должна сделать Россия.
Через несколько дней Ельцин подтвердил в Москве Каримову, что за перемены такого рода должна отвечать местная власть. Она начала действовать правильно. Пусть будет референдум, пускай пройдут выборы, как хотят таджики, пусть выберут того, кого они сами хотят. Плюс ко всему Алимов (МИД) и Самадов, новый премьер, – та связка, на которую мы могли бы сделать ставку, – не хотят досрочных выборов. Боятся, и не без основания, что в ходе подготовки их просто перестреляют. За каждым из кулябцев, пришедших к власти, стоит довольно сильная вооруженная группа, а у этих двоих ничего, кроме собственной интеллигентности.
Отмечу фенологический сюрприз: прилетели мы вечером, можно сказать, в весну, а на следующий день открыл окна гостиницы, за которую, кстати, узбеки дерут, как и за все остальное, втридорога, – идет снег. Шел он долго, и Ташкент, город южный, приобрел необычный и очень симпатичный вид.
Когда я попросил встречу с Каримовым, мне сказали, что накануне отлета в Москву у него времени практически нет, но он приглашает меня в свой самолет лететь вместе. Я поначалу согласился, но потом подумал, что лучше после столь важного разговора с узбеками поговорить с Рахмоновым. Благо самолет Андрея Ивановича был под рукой. Прибыли мы в Душанбе, перелетев через великолепный Гиссарский хребет, который отделяет бывшую Ленинабадскую область от остального Таджикистана и является практически неприступным – перекрой одну дорогу, и всё. Мечта сепаратистов.
В Душанбе нас встречали как родных, в первую очередь Рашид Алимов, с которым сложились отличные отношения. Его сына я потом отвез в Москву, и несколько дней он жил у нас на даче, сдавая экзамены в институт. Теплый и вроде бы даже доверительный разговор состоялся с Рахмоновым. Он изложил свой план, который мне показался вполне подходящим: готовятся два варианта конституции: одна – президентская, другая – парламентская, они выносятся на обсуждение парламента, а потом на референдум. Народ выбирает, какую республику он хочет иметь. По его словам, многие не хотят президентской республики, ибо в прошлом военные действия начинались, как правило, после президентских выборов.
Вскоре он переменил свое мнение, в Таджикистане были восстановлены атрибуты президентской власти. Эмомали Шарифович, повторюсь, по сей день президент.
Очень просился Рахмонов к Ельцину в Москву, поскольку ситуация действительно тяжелейшая, муки в городе осталось на три дня. Кроме того, как мне успели сообщить, пошли постоянные разборки в самом Душанбе, каждый день 10–15 трупов. Положение, которое несколько месяцев назад казалось более-менее стабилизировавшимся, опять выходит из-под контроля. В депеше в Москву я обозначил возможность короткого рабочего визита Рахмонова для встречи с Ельциным, сильно сомневаясь, что получится. Самадов прилетал в Москву специально для встречи с Черномырдиным, так тот его проволынил несколько дней и не принял. Потом и зампремьера отказался от встречи: «Нечего летать, пока не позвали, захотели независимости, так ешьте ее».
На этот раз Рахмонов согласился, наконец, на мою поездку в Тегеран для переговоров с оппозицией. Долго он противился, не лежала у него к этому душа, что вполне объяснимо: неровен час, придется делиться властью. Но в Москве твердо исходили из того, что без такого, безусловно, трудного шага спокойствия в Таджикистане не достичь. Риск возобновления полномасштабной гражданской войны снят не будет. Сегодня-то видно, как дальнейшее развитие Таджикистана вернуло всё на свои места.
Попросил его, чтобы был отменен указ, который объявлял оппозиционеров государственными преступниками, но уж на это он никак не согласился. Я предупредил, что для России этот указ не имеет значения, если переговоры состоятся в Москве, то мы их арестовывать не будем. И еще: могу ли я сказать оппозиции, что Рахмонов лично гарантирует безопасность их приезда в Москву? Он мне такую гарантию дал (она была встречена затем оппозиционерами в Тегеране крайне скептически, нам пришлось принимать свои меры). Под конец Рахмонов устроил еще и дастархан, знаменитый таджикский стол.
В логово оппозиции. Теперь пора в Тегеран, поскольку пришло подтверждение от специального представителя Генсека ООН по таджикскому урегулированию, что нас там ждут лидеры ОТО. Здесь нужно пояснить. Когда этот представитель – Р. Пирис-Бальон обсуждал со мной вопрос о месте будущих переговоров, я почувствовал, что он не будет отстаивать Москву. Мол, этого не хочет оппозиция, она предпочитает Тегеран или Исламабад, в крайнем случае, Женеву. Цеплялся и за то, что в Душанбе согласны проводить переговоры в любом месте. Тогда я предложил такой ход: скажите оппозиции, что я прилечу к ним в Тегеран, как они того всячески добиваются, если они согласятся на Москву как место для переговоров. В сообщении оппозиционеры подтвердили встречу в Тегеране, но прямого согласия на Москву не последовало. Сказал министру, что возможны напрасные хлопоты, Москву они могут не дать. Решили, что все равно лететь надо, инструкция к поездке утверждена президентом.
Тегеран мне с первого взгляда не понравился, со второго – еще больше. Город серый, бетонный, бедный. Не представлял, что Иран продолжает катиться вниз, что десять лет революции – это десять лет обнищания. Из процветающего государства, имевшего золотых запасов на 24 миллиарда долларов, Иран превратился в страну полунищую,
