Психопат (сборник) - Наиль Ниязович Муратов
Она почувствовала перемену моего настроения.
– Что с тобой? – тревога в ее голосе удивительным образом гармонировала с почти материнской заботливостью.
– Знаешь… перед тем как бросаться с головой в омут, лучше сначала хорошо подумать.
Все с той же нежностью она провела ладонью по моим волосам.
– Разумеется, я подумала.
Нотки снисходительного высокомерия, столь характерные для Дины вчерашней, показывали, что, возможно, она вовсе и не потеряла голову. И это вызвало раздражение, вылившееся в вопрос:
– И какова причина, по которой ты решилась наконец лишиться девственности?
Нет, Дина, как и я, не изменяла себе, и ее ответ прозвучал искренне и простодушно:
– Да просто я тебя люблю. Какая же другая может быть причина?
Поскольку я на время потерял дар речи, она немедленно приступила к делу: ноготки девочки прошлись по моей спине, оставляя бороздки болезненного жара. Мне почему-то не пришло в голову останавливать ее, единственное, на что хватило, – это поинтересоваться:
– Не слишком ли ты торопишься?
Громкий иронический смех подтвердил, что Дина уже достаточно владеет собой, чтобы разгромить меня в пух и прах.
– Слушай, послезавтра я улетаю домой, а ты остаешься тянуть лямку здесь, в Плайя де Аро, а потом возвращаешься в Одессу. Девяносто шансов из ста, что мы никогда больше не увидимся, ведь так?
– Так, – неохотно согласился я.
– Мне не хочется рисковать. Вряд ли у тебя найдутся деньги, чтобы купить билет в Москву, а от меня ты ничего не примешь, я знаю.
– Не приму, ты не ошиблась.
– Да и у меня ситуация сложится непростая: папа спит и видит, что я получу экономическое образование и продолжу его бизнес, а тут еще Дора поведает о том, как мы с тобой мило проводили время. Конечно, он захочет со мной на эту тему побеседовать, а я отцу врать не смогу. Тебя после этого близко ко мне не подпустят! – пальцы Дины впились в мое плечо с такой силой, что я непроизвольно дернулся. – Прости, любимый! – Возмущение в ее голосе мгновенно уступило место раскаянию. – Мне надо научиться быть сдержанной.
– Когда с тобой случилось… это?
Было так грустно, будто пришлось мне присутствовать на собственных похоронах. Объяснение с Диной становилось неизбежным, но я не представлял, как сказать ей правду.
– Вчера вечером поняла, что не могу думать ни о чем другом, только о том, как с тобой встретиться. Не представляла, что такое может случиться и со мной.
– Со всяким может. По крайней мере, так в книгах пишут.
– Спасибо, книги я читаю! – съязвила Дина. – Больше ты ничего не хочешь мне сказать?
– Есть одна малоприятная вещь. Даже если мы с тобой сейчас переспим, ничего не изменится. Ты отправишься в Москву, а я в Одессу. Все препятствия останутся: и твой папа, и мое безденежье. Мне нравится, как я живу, но такой образ жизни доходов не сулит. Об этом ты подумала?
– Подумала, будь уверен! – хмуро сообщила Дина. – Выход есть, и очень простой. Только тебе нужна вся твоя воля, чтобы попытаться правильно меня понять.
Возникшее предчувствие нельзя было назвать приятным: зная уже нестандартный образ мышления Дины, я не сомневался, что предложенный ею выход мне не понравится. Так оно и оказалось.
– Я все рассчитала. У меня сейчас такие дни, что вероятность залететь очень велика. А если я вернусь домой беременной, папе некуда будет деваться. Кому еще знать, как не ему, что у ребенка должен быть отец.
Ошеломленный шокирующей логикой обнаженной юной девы, я не нашел нужных слов для возражений. В очередной раз московской школьнице удалось доказать полное свое интеллектуальное превосходство над бродячим одесским поэтом, и она немедленно воспользовалась преимуществом:
– Не хотела тебе этого говорить, потому что понимала: ты еще не готов к решительным мерам.
– Могла бы и соврать! – заметил я в сердцах.
– Я никогда не врала людям, которых любила, – мама и папе. А теперь вот еще и тебе не смогу, – торжественно призналась Дина.
– Ладно, все в порядке! – поспешил успокоить я девочку, но не сдержался и заметил с сарказмом: – Здорово, когда за тебя все решают.
– Извини! – Она вновь была сама покорность. – Но разве я тебе не нравлюсь?
– Нравишься, конечно! Вот только одно дело, когда кто-то тебе нравится, а другое – любить.
– А то я не знаю! Но ты меня еще полюбишь, дай только время! – уверенно заявила она.
– Откуда апломб? – поинтересовался я устало. – Ты настолько хорошо меня знаешь, что можешь предугадать мои мысли, чувства, эмоции?
– Я себя знаю! Чтобы ты влюбился в меня по уши, придется стать для тебя жизненно необходимой, так, чтобы ты не смог представить возле себя никого другого. Я сумею.
– Не сомневаюсь.
– Оставь свою неуместную иронию, я говорю серьезно! Подумай, тебя ждет увлекательная жизнь с интересной женщиной, готовой на все ради твоей любви. Ты что, думаешь, я ко всем парням подряд лезу в постель?!
– Нет, я так не думаю! – жестко ответил я.
– Ну не злись! – миролюбиво обратилась ко мне Дина. – Если ты захочешь наконец задуматься всерьез, то поймешь, что у меня выхода не было. В Италии я поняла, что никогда не стану настоящим художником, как хотела мама, и это разочарование оказалось самым большим в моей жизни. Теперь остается только идти по стопам отца, продолжать его бизнес. Мне такая жизнь не по душе, но я готова играть роль деловой женщины, потому что хочу добиться успеха. И представь теперь мое состояние, когда я поняла, что люблю тебя! Знаешь, стало по-настоящему страшно. Мои родители любили только один раз, и даже после развода у них не было никого, ни у папы, ни у мамы. Не думай, что я другая, ведь я – их дочь! Не могу позволить себе потерять тебя, потому что это было бы еще большим разочарованием, чем не стать художником. Согласись, слишком много разочарований для меня одной!
Я почувствовал, как сердце мое деревенеет и кровь стекает по артериям куда-то к центру Земли, а мысли, перепутавшиеся, как ворсинки в комке войлока, лишь изредка покалывают сердце, не обозначаясь никак иначе. Но даже в состоянии полного отупения я понимал, что оттягивая момент истины, лишь усложняю предстоящее объяснение. Пришла пора открыть девочке правду, а я по-прежнему не мог этого сделать. Наташенька моя, прости меня, милая!
– Как ты представляешь нашу жизнь? – Вопрос оказался очередным проявлением малодушия, попыткой оттянуть время. – Мы слишком разные, тебе не кажется?
– Это вопрос времени.
