Посредник - Женя Гравис

– А что я? – пожал плечами тот. – Понятия не имею, куда он бегал и где это отыскал.

– Может, нашел по запаху то, что заранее прикопали вы?

– Я бы прикопал получше.

Подбежавший Мишка снова зашептал Мите на ухо и показал рукой куда-то вдаль. «Кто? Та самая?» – переспросил сыщик. Мишка сделал выразительное лицо и энергично закивал.

Самарин вкрадчиво подошел сзади к Аделаиде Юрьевне и наклонился к ее шее:

– Мадам Сима, давайте-ка прогуляемся.

– Куда? – озадаченно спросила она.

– Недалеко.

Гости проводили их задумчивыми взглядами. Еще один повод для пересудов. Что ж, тем лучше.

Нужная могила была метрах в тридцати. Судя по свежей разрытой земле и развороченному дерну – именно здесь Стикс и копал. Митя прочитал имя и даты на памятнике и почти не удивился. А вот Аделаида Юрьевна казалась слегка растерянной. Хотя что там разглядишь – за этой вуалеткой.

– Вы знали эту женщину, мадам Сима?

– Нет, – покачала та головой. – Никогда с ней не встречалась.

– Любопытно. Дама с таким же именем навещала в больнице вашего брата. Всего один раз, почти сразу после его поступления. А умерла, выходит… – Митя прикинул в уме цифры, – через семь месяцев после этого. Литвинова Варвара Дмитриевна. Ей было всего двадцать шесть.

– Мне жаль эту молодую даму, кем бы она ни была, – ответила Аделаида. – Но, повторюсь, мне ничего об этом не известно.

– И почему собака копала именно здесь, тоже не догадываетесь?

– Об этом вам лучше спросить собаку. Или ее хозяина, – мадам Сима развернулась и гордо прошествовала обратно к остальным гостям.

Следующим Митя так же деликатно отвел в сторону настоятеля храма.

– Отец Иларион, позвольте увести вас для беседы на несколько минут. Вместе с дочерью.

Девушка все еще болтала с Зубатовым, и священник окликнул ее:

– Вера!

Она даже не повернула головы, и Иларион крикнул громче:

– Вера, подойди!

Она, спохватившись, подбежала и поклонилась:

– Простите, батюшка.

Втроем они направились к зданию церкви под шепотки собравшихся. Гости еще не успели засыпать вопросами мадам Симу, а тут появился новый повод для пересудов.

– В чем дело? – хмуро спросил священник. – Я не позволю устраивать из памятной церемонии какое-то… шоу.

– Я тоже, – согласился Митя. – Но кто-то захотел именно зрелищ.

Они обогнули храм с южной стороны, где стояли песочные часы и вдовья скамейка. И красовалась клумба. Точнее, уже не красовалась – Стикс перекопал ее основательно, вырвав желто-фиолетовые фиалки с корнями и раскидав землю вокруг. Отец Иларион нахмурился еще больше.

– Проклятая тварь, – пробурчал он.

Дочка поглядела на него удивленно. Нечасто услышишь ругательство от служителя церкви.

Впрочем, реакция барышни озадачила Митю гораздо больше. Вера смотрела на клумбу с замешательством и легкой досадой. Нет, не так смотрят люди на старания рук своих, загубленные шерстяным вандалом. Особенно женщины. Даже прекрасно воспитанные.

Как-то раз сыщик застал в доме Загорских неприятную сценку. Сонин брат Лелик, заигравшись, смахнул со стола вышивку Анны Петровны и наступил на рукоделие, поломав пяльцы.

– Алексей! – прибежавшая на шум Загорская-старшая ахнула и горестно схватила вышивку. Но при посторонних позволила себе лишь немного повысить голос. – Это… это возмутительно.

Глаза ее при этом рвали и метали, а лихорадочно покрасневшие скулы выдавали кипящий внутри гнев. Лелика она тут же увела за руку, и там-то, за дверями, наверняка дала волю чувствам.

Но это дворянка.

А тут простая дочка священника смотрит на погибшие цветы, о которых так заботилась, с легким… сожалением.

– Вера, а напомните-ка мне, как назывались эти ваши цветочки? – Митя поддел ногой смятый росток и безжалостно раздавил его носком ботинка.

– Фиалки, – как-то неуверенно произнесла она.

– Нет-нет, вы назвали их как-то по-московски. Как же это… – Самарин сделал вид, что вспоминает.

А Вера растерянно захлопала ресницами и вопросительно посмотрела на отца. Тот молчал и сохранял невозмутимость.

«Двоецветка. Двуличный цветок, – подумал Самарин. – Двуличный. Может, дело в этом? Вот почему ее настроение столь переменчиво, а Мишка видит то, чего не вижу я. Так ли это?»

Он повернулся к священнику и отчеканил, вложив в слова всю убежденность, в которой и сам пока до конца не был уверен:

– Отец Иларион, а теперь я бы хотел поговорить со второй вашей дочерью.

Глава 7,

В которой двоится в глазах

«Держи паузу. Держи. И лицо тоже», – твердил себе Митя, не отрывая пристального взгляда от священника.

Тот сжал губы, сдвинул брови, напрягся и…

– Простите, батюшка, – всхлипнула Вера (или уже не Вера?). – Я все испортила.

– Пойдемте в дом, – бросил отец Иларион и сам пошел первым, не оглядываясь.

Внутри дома причта он коротко приказал дочери: «Позови ее». И встал посреди комнаты, не приглашая сыщика присесть и не делая попыток самому устроиться поудобнее.

Митя огляделся. Большое помещение деревянного дома служило, видимо, гостиной, столовой и кухней одновременно. Доски пола были идеально выскоблены и покрыты рукодельными плетеными ковриками. На столе вызывающе белела скатерть. Под изображениями Диоса и Орхуса в углу стояли две вазочки с цветами – живыми и высохшими. Где-то вдали, в проеме двери, показалась фигура женщины – супруги священника. Тот лишь выразительно сверкнул на нее глазами, и женщина исчезла.

Барышни появились через минуту, и Митя в первый момент обомлел, а после облегченно про себя выдохнул.

Одинаковые как две капли воды. Хотя нет. Если внимательно присмотреться – некоторые различия все-таки были. В облике, во взгляде, в манере держаться…

Вторая – та, что спустилась сейчас, – выглядела более хмурой и насупленной. Но на отца обе уставились с одинаково растерянным выражением лиц.

– Не проясните ситуацию, отец Иларион? – предложил сыщик.

– Мои дочери – Вера и Надежда, – ответил священник. – На кладбище сегодня была Надежда. А цветы сажала… она, – он кивнул на вторую дочь.

– Так это вас, Вера, я тогда встретил возле вдовьей скамейки? Вы устроили цветник? – спросил Митя.

– Да. – Она подняла глаза, и Самарин сразу узнал этот взгляд – настороженный и боязливый.

– Вы не закопали вместе с фиалками чего-нибудь… лишнего?

Девушка молчала, опустив голову.

– Отвечай! – повысил голос священник.

– Я сделала лишь то, что было необходимо, батюшка.

Закушенная губа и мокрые ресницы.

Иларион смотрел исподлобья на обеих дочерей.

– А вы, Надежда? – мягко поинтересовался Митя.

– Я вообще стараюсь не приближаться к цветам, – ответила та.

– А вы, святой отец?

– Вы в чем-то хотите меня обвинить? – Глаза у священника потемнели еще больше.

– Хочу докопаться до правды. Как собака доискалась до кольца.

– Мне неведомо, чья дьявольская рука направила орудие на мою родственницу, а затем и звериную нежить на храмовый сад. Слуга божий и дети его перед ликом Диоса Милосердного не способны лгать.

Иларион включил интонацию проповедника –