Зверь - Кармен Мола
— Что ты здесь делаешь?
Вопрос был задан без церемоний: на «ты» и довольно недружелюбно.
— Мне нужно с вами поговорить.
Монах оглядел Диего с ног до головы и помрачнел еще больше, узнав шарлатана, который не сумел наложить жгут.
— А! Самозваный доктор. И не совестно тебе обманывать людей?
— У меня были на то причины, и ни одна из них вас не касается. На самом деле я репортер.
— Вселять ложную надежду — не знаю, есть ли на свете что-нибудь более мерзкое.
— Возможно, религия? — Диего знал, что может дорого поплатиться за свой сарказм, но не смог удержаться.
— Ты действительно репортер или это тоже брехня? — Брат Браулио встал и с угрожающим видом надвинулся на Диего.
— Это правда. Мне нужны сведения, которые могут помочь в расследовании убийства. Я хотел бы узнать о перстне…
— Ах, о перстне?!
Брат Браулио вдруг схватил Диего за горло и припечатал к стене.
— Что тебе о нем известно?
— Ничего.
Диего задыхался. Глаза монаха налились кровью.
— Или ты выкладываешь мне все, что знаешь о перстне, или я тебя убью.
Диего захрипел. Монах отпустил его, и он рухнул на колени, задыхаясь от кашля, но тут брат Браулио схватил его за грудки, поднял в воздух и швырнул на койку.
— Говори! Говори, или убью!
— О перстне я ничего не знаю. Знаю только, что эмблему с такими же скрещенными молотами находили в горле у мертвых девочек.
Даже такой суровый человек, как брат Браулио, при этих словах изменился в лице.
— Мертвых девочек?..
— Убитых Зверем.
— Что ты несешь? Какая связь между перстнем и Зверем?
— Не знаю. Надеялся у вас узнать…
Монах все еще был в бешенстве, и Диего судорожно сглотнул, брат Браулио все еще был в ярости, но потом задумался о чем-то, на его лице появились сомнения.
Он сжимал и разжимал кулаки, и через некоторое время буркнул:
— Убирайся! И чтобы я тебя больше не видел.
Даже пройдя два квартала, Диего все еще не мог отдышаться. Время от времени он оборачивался, опасаясь преследования. Лусии грозит опасность… Монах может выследить его, узнать, где он живет. Или Лусия сама решит отправиться к нему, когда выяснится, что Диего вернулся ни с чем. Впрочем, кое-что Диего все-таки узнал: очевидно, что перстень — это ключ ко всем загадочным событиям последнего времени.
Отправившись на поиски какой-нибудь пивнушки, он продолжал думать о Лусии. Девочке больше ни дня нельзя оставаться в его доме.
И он уже знал, кто поможет ему присмотреть за девочкой.
38
____
Ана Кастелар и Лусия понравились друг другу с первого взгляда, словно между аристократкой — хозяйкой великолепного дома и женой королевского министра — и четырнадцатилетней девочкой, родившейся в трущобах Пеньюэласа в семье прачки, было что-то общее.
Они поговорили о Кларе, о Звере, о доме Львицы, бегстве Лусии и ее страхе попасть в тюрьму, о работе Аны в лазарете Вальверде и о ее муже, герцоге Альтольяно.
— Нельзя оставаться неграмотной, — говорила Ана. — Так ты ничего не добьешься в жизни. Я сама буду тебя учить.
Диего отправился рыскать по городу в поисках новостей, а они решили приступить к занятиям. Ана взяла бумагу, перья и чернила, запаслась терпением и стала показывать девочке, как пишутся буквы.
— Выучишь гласные, и полдела уже будет сделано.
Они занимались несколько часов подряд. Лусия быстро схватывала все новое и ловко держала перо. Она уже научилась писать некоторые буквы и узнавала их в тексте. Герцогиню забавляло новое занятие. Она собиралась показать Лусии цифры, объяснить четыре арифметических действия, а также дать ей хотя бы начальное представление о культуре — это позволит девочке смотреть на мир другими глазами. Герцогиню радовало, что она может быть полезна Диего. Ей казалось, что так их роман становится чем-то более важным. Это уже не обычная любовная интрижка…
Крошечная квартирка репортера не имела ничего общего с домом на улице Орталеза, но Ане было тут очень уютно.
Диего пришел в тот момент, когда Лусия уже начинала изнывать от чрезмерного обилия новых знаний. Она похвасталась своими успехами и гордо вывела пять вполне узнаваемых гласных. Но она очень устала и поэтому обрадовалась, когда взрослые стали разговаривать, как будто забыв, что она рядом. Она молча слушала, надеясь узнать что-нибудь о Кларе.
Увидев Ану, Диего вновь подумал о том, как сильно она ему нравится, как радует его само ее присутствие. Ее красота освещала его дом ярче, чем десяток масляных ламп. Удивительнее всего было то, что в его бедной квартире она выглядела так естественно, будто всегда жила здесь, — ни слова недовольства по поводу жесткого, как камень, тюфяка, на котором она сидела, уступив Лусии единственный стул. После той ночи на крыше Ана больше не пряталась под непроницаемой маской, которой требовало ее положение в обществе, и уже не скрывала ни своих мыслей, ни чувств. Диего гордился тем, что сумел завоевать ее доверие.
Он сразу выложил все новости о Звере и добавил, что консьержка только что вручила ему долгожданное письмо от французского коллеги.
— Полтора года назад три девочки в возрасте от одиннадцати до тринадцати лет были убиты в Париже таким же образом, как и в Мадриде. Потом убийства прекратились так же внезапно, как и начались. А два года назад нечто подобное происходило в Лондоне. Девочки исчезали, их трупы были найдены несколько месяцев спустя, и во всех случаях было ясно, что убили их совсем недавно.
— Как и в Мадриде?
— Да, как здесь. Кто-то похищает несчастных, несколько недель или месяцев держит в плену, а потом убивает. Самое удивительное, что найденные в Париже жертвы не были изнасилованы, все они погибли девственницами. Поэтому в прессе их называли «обескровленными девственницами».
— А здесь?
— Здесь никто даже не удосужился осмотреть убитых. Единственный труп, на который обратили внимание — да и то только благодаря моей настырности и помощи доктора Альбана, — это труп Берты. Как и парижские девочки, она умерла девственницей.
Диего не скрывал от Аны ничего. Он считал, что не имеет права просить ее позаботиться о Лусии, не объяснив, кто она такая и почему оказалась в столь бедственном положении. К тому же ему стало легче, когда рядом появился человек, готовый разделить его тревогу за судьбу беззащитных детей, которые в этом городе никого не интересовали.
Они строили догадки, искали разумные объяснения: преступник, предположительно Марсиаль Гарригес, ездил по европейским столицам и убивал девочек. Если это так и Зверь мертв, то кто удерживает других жертв похищения? Был ли у Марсиаля сообщник? Возможно ли, что эту роль исполнял теолог Игнасио Гарсиа? Рано или поздно они непременно упирались в один и тот же вопрос: почему? Почему преступник так долго выжидал, прежде чем убить еще одну девочку, если он ее не насиловал? Почему иногда до следующего убийства проходила неделя, а иногда — месяц? Ана помогала Диего, выдвигала предположения, то абсурдные, то правдоподобные.
— А если речь идет о тайном заговоре? — предположил Диего.
— Мадрид только этим и живет: заговоры плелись против двурушника-короля, пока он был жив, теперь — против королевы-регентши. Против Церкви, против Королевского статута с его новыми правилами выборов в парламент. Как говорит мой муж, здесь на любых посиделках готовится бунт или смута.
— Твой муж знал приора из Собора Святого Франциска Великого? Насколько я знаю, приор был исповедником королевы.
— Я не говорю с ним на такие темы. Но думаю, что да — мой муж знает всех.
Ее слова прозвучали грустно, но в то же время обнадеживающе: она как будто обещала, что Диего и впредь сможет наслаждался ее обществом.
— Думаешь, на одном из светских приемов и раздули пожар ненависти к духовенству? — продолжал Диего.
