Зверь - Кармен Мола
35
____
Диего Руис был человеком жизнерадостным и старался видеть в жизни хорошее, даже тогда, когда нечем было платить за квартиру. Времена наступили тяжелые, но он старался извлекать из каждого дня крупицу удовольствия, будь то встреча с Доносо, несколько рюмок в таверне, пара часов с книжкой при свете свечи или флирт с красивой женщиной. Его редко можно было застать в плохом настроении, но тот день стал исключением. В газете «Обсервадор» напечатали заметку о смерти Зверя, и Диего чувствовал себя так, словно его обокрали. Никто из журналистов не любит, когда из-под носа уводят эксклюзивную новость.
Диего знал Бальестероса, автора материала, — они виделись в театре фантасмагорий. Все привыкли к тому, что Бальестерос печатает в газете предсказания собаки-оракула, подавая их как проверенные факты. Возможно, на этот раз ему просто повезло и он совершенно случайно нашел нужного человека и деньги, чтобы его разговорить. В общем, как бы Диего ни презирал Бальестероса, приходилось признать, что тот его обскакал: сообщил настоящее имя Зверя — Марсиаль Гарригес — и раздобыл портрет подозреваемой. Без сомнения, это был портрет той самой рыжей девочки, которую Диего вчера привел к себе домой и которая сбежала, пока он занимался любовью с Аной Кастелар.
Как это на него похоже: предаваться плотским утехам, пока важнейшая новость уплывает из-под носа… Диего с грустью подумал о своем невезении, о том, что колесо Фортуны никогда не поворачивается так, чтобы выгодно было ему. Но что толку унывать? Ведь актриса Гриси пришла именно к нему, а не к Бальестеросу. Значит, нужно найти ее и сделать центральной фигурой новой статьи — о матери, чья дочь погибла в лапах Зверя.
Диего отправился на поиски Доносо; ему нужно было излить душу, а для этой цели нет никого лучше, чем близкий друг. Обычно в такое время Доносо накачивался спиртным в таверне на улице Месон-де-Паредес. Как только Диего открыл дверь, в нос ему ударил запах табака и опилок, характерный для мест, где собираются тореадоры. Легенда гласила, что во время войны за независимость местные жители убили здесь французского солдата, а труп спрятали в подвале, в винной бочке номер шесть, и с тех пор, по мнению завсегдатаев, именно в этой бочке вызревало самое лучшее вино. Здесь было принято просить у хозяина таверны Панкрасио вина «из бочки с французом».
Доносо сидел в глубине зала в компании королевского гвардейца, который, заметив репортера, сразу поднялся. Диего не был с ним знаком, но, уходя, гвардеец приветливо ему кивнул.
— Выпей вина, ты как раз вовремя, — приветствовал друга Доносо. — Это Руфино, мой старый товарищ, он рассказывал об убитом великане.
— Что-нибудь новенькое?
— Марсиаль Гарригес, бывший военный, отличился на войне с французами. Руфино говорит, что, выйдя в отставку, тот выполнял специфическую работу… Судя по всему, щедро оплачиваемую.
— Какую именно?
— В основном — по созданию условий, при которых нерасторопные господа чувствуют себя обязанными расплатиться с кредитором.
— Физическое воздействие?
— В том числе. Похоже, его смерть очень огорчила полицейское управление. Там горят желанием упечь убийцу за решетку. Ты, наверное, видел портрет девчонки в газете.
— Конечно видел — у меня перехватили важнейшую новость.
— Угадай, кому поручено ее поймать.
— Твоему другу Руфино?
— Как бы не так! Твоему покорному слуге.
Доносо улыбнулся и подмигнул единственным глазом — зрелище для Диего более чем привычное, но почему-то сейчас оно показалось ему зловещим. Он предпочел умолчать о знакомстве с Лусией, о том, что вчера она была у него дома и украла серебряную рамку от портрета.
— Но ведь тебя уволили!
— Из-за холеры им не хватает людей. Суперинтендант пронюхал, что труп Марсиаля нашел я, и поручил довести дело до конца: за волосы притащить эту девицу в тюрьму. Если не оплошаю, мне зачтется. Может, наградят или даже снова примут на службу.
— Я думал, тебе осточертело служить в полиции.
— Так-то оно так, но теперь я смогу выжать из них хоть какую-нибудь медальку, а это верная пенсия на старости лет. Поищу эту девку пару дней, а если не найду, свалю все на любую рыжую проститутку.
— Но ведь скорее всего, она убила его защищаясь. Это же Зверь, и, возможно, он пытался ее похитить.
— Ты что, оправдываешь ее? Она убийца.
Диего промолчал. Он налил себе вина и выпил его одним махом.
— Мне нужно найти актрису, Гриси.
— Ту алкоголичку?
— Да. У меня из-под носа увели важную новость, надо раздобыть другую.
— На меня не рассчитывай, у меня задание. От рыжей девки будет больше пользы, чем от пьяной актрисы.
— Значит, бросаешь меня?
— Жизнь несправедлива, приятель.
Доносо осушил свой стакан, давая понять, что разговор окончен.
Диего вышел из таверны; по дороге домой он думал о Лусии. Вспоминал не только ее рыжие волосы, но и беспомощный взгляд. Эта девочка потеряла мать и искала сестру в городе, где все считали ее убийцей. В городе, который ежедневно плодил новые несчастья и делал все возможное, чтобы вытеснить бедняков за свои пределы.
36
____
Мадридский приют возник в шестнадцатом веке в монастыре Нуэстра-Сеньора-де-ла-Виктория неподалеку от площади Пуэрта-дель-Соль. Затем он переехал на улицу Месон-де-Паредес и оказался позади школы Нуэстра-Сеньора-де-ла-Пас, основанной в 1679 году герцогиней Ферия. В приюте содержалось около двухсот пятидесяти девочек, большинство были сиротами. Матери оставляли младенцев в молельне Вирхен-дель-Пуэрто или в больнице для неизлечимых больных. Приют существовал на пожертвования, а также на доходы от лотерей и распродаж, организованных Благотворительным комитетом. Предполагалось, что девочки живут на всем готовом и получают воспитание, но ходили упорные слухи, что на самом деле их за мизерную плату посылают прислуживать в богатые дома, а то и развлекать гостей на пирушках. Как только девочки достигали возраста, когда могли зарабатывать на жизнь проституцией, их выгоняли на улицу.
Лусия постучала в ворота большим дверным молотком в форме льва. Через несколько секунд к ней вышла монахиня с благостным выражением мясистого лица. Она внимательно оглядела девочку.
— Я ищу сестру.
— И кто ж она, позволь узнать?
— Ее зовут Клара. Ей одиннадцать лет, у нее длинные светлые волосы, слегка вьющиеся. Она пропала вчера утром. Мне кажется, она может быть здесь.
— Таких больших девочек сюда не принимают, золотце. Мне очень жаль.
— Не могли бы вы все-таки уточнить?
— Нет, мне очень жаль.
— Меня послала сеньора де Вильяфранка.
Услышав это имя, монахиня, уже собиравшаяся захлопнуть дверь и, возможно, прищемить Лусии руку, сменила тон:
— Жди здесь. Зайди внутрь, но никуда не ходи.
Монахиня удалилась по длинному коридору. Вестибюль огласил плач младенца. Одновременно послышались чьи-то шаги. Лусия приоткрыла деревянную дверь справа от входа. Две монахини суетились около встроенного в стену вращающегося приемного устройства, в которое только что положили новорожденного. Одна взяла ребенка за щиколотку и встряхнула, держа головой вниз. Затем подхватила кроху на руки и качала до тех пор, пока из соседнего помещения не появилась послушница со свинцовым жетоном на цепочке. Его надели младенцу на шею. В этой картине было нечто завораживающее: младенец у груди монахини, не проявлявшей к нему ни капли нежности. Лусия не догадывалась, что видит отработанную годами процедуру регистрации подкидыша в так называемом зале нательных жетонов. На свинцовой пластине был выгравирован номер, и, пока малышу не дадут имя, он будет просто набором цифр.
Лусию никто не замечал, и она, настороженно прислушиваясь, прохаживалась по вестибюлю. Сколько времени она уже
