Вся наша ложь - Эллен Вон Стейл
– Где Марлоу?
Мама указала наверх.
Папа перевел взгляд на Мони.
– Она не голодна.
– Значит, она у себя в комнате?
Мама поднялась.
– Я оставила тебе ужин.
– Погоди. Нельзя же морить голодом одну из наших дочерей.
– Я бы не стала разбрасываться подобными словами. – Мама выскребла остатки из своей тарелки в мусорку.
Папа вздохнул.
– Возможно, я слишком сильно выразился. Просто давай впредь постараемся не прибегать к таким мерам.
Тарелка стукнулась о дно раковины.
– Я имела в виду другие слова, – громко произнесла мама.
Мне не понравилось выражение на папином лице, когда мама это сказала. Он как будто постарел за секунду, и в то же время в его глазах вспыхнула необузданная ярость.
– Поверить не могу! Ты опять за свое? – прошипел он.
Мама скрестила руки, ее губы изогнулись в легкой усмешке. Дерзкой. Язвительной. Провоцирующей.
– Я вынуждена смотреть на нее каждый день, забыл?
Не помню, кто именно попросил меня выйти из кухни – Мони или папа. Но в ту ночь Мони уложила нас спать у себя в комнате.
Она укрыла нас одеялом и позволила по очереди подержать фонарик. Ее лицо выступало из мрака. Тени на стенах не пугали, а скорее успокаивали. Мы находились в своем собственном мире. В пещере, куда не могли проникнуть даже тревожные звуки снизу. По крайней мере, так мы надеялись…
– Я рассказывать вам старинную корейскую притчу.
Мони крепче прижала нас к себе. Внизу послышались сердитые голоса. Грохот. Тишина. Затем еще один крик. Возвысив голос, Мони заговорила по-корейски:
– Она называется «Неблагодарный тигр». Я расскажу ее так, как услышала от своего отца. А он – от своего. Немного иначе, чем рассказывают другие. Более поучительную версию.
В деревню повадился тигр. В конце концов жители решили устроить ему ловушку. Они вырыли глубокую яму, накрыли ее листьями, а сверху положили аппетитный кусок мяса. И стали ждать.
Снизу донесся яростный женский вопль. Мони придвинулась ближе. Теперь ее лицо находилось всего в нескольких дюймах от наших, и, когда она говорила, нас обдавало ее горячее дыхание.
– Тигр попался в ловушку. Долго-долго он летел вниз, пока не оказался на самом дне ямы. Сообразив, что ему не выбраться, он начал звать на помощь. Тигр звал несколько дней, но, разумеется, никто не пришел. Наконец один юноша внял его мольбам.
«Обещай, что не съешь меня. Тогда я тебе помогу».
«Да, да, обещаю!» – взвыл тигр.
Юноша опустил в яму толстую ветку, и тигр взобрался наверх.
«Ура! Наконец-то я свободен. И у меня есть чем полакомиться. Какой удачный день».
Юноша пришел в отчаяние.
«Но ведь ты обещал, что не станешь меня есть!»
Внизу что-то с громким стуком упало, затем снова крики. Мони отерла нам лица и смахнула слезинку с собственного глаза. Затем, вскинув голову, решительно посмотрела на нас. В ее взгляде светилась безграничная любовь.
– «Глупый мальчишка. Всем известно, что у тигров отменный аппетит», – сказал тигр, облизываясь.
«Подожди! – взмолился юноша. – Вон бежит кролик, давай спросим у него, следует ли тебе меня съесть».
«Ладно», – сказал тигр. Игра пришлась ему по душе.
Кролик остановился и выслушал историю.
«Хм… Прежде чем принять решение, мне нужно увидеть, что именно произошло».
Тигр прыгнул обратно в яму, чтобы ему показать. Сообразив, что снова попался, он взревел от ярости.
Мони крепко прижала нас к груди и глубоко вздохнула.
– Так вот, мои маленькие… Запомните и намотайте на ус: чтобы тигр попался в ловушку, недостаточно просто его поймать. Заставьте его думать, будто он победил. – Она поцеловала нас в макушки. – Только тогда вы на самом деле его поймаете.
Глава 20
1997
Через несколько недель мне должно было исполниться одиннадцать. Мама спрашивала, какой наряд я хочу, но я и сама не знала. Для чего-то гламурного я была еще слишком юной, а миленькие платьица уже не подходили мне по возрасту. Я постепенно утрачивала свое место в стране детской чистоты и оказалась в серой зоне предподросткового возраста, превратившись непонятно во что.
В тот год нас с Сойером определили в один класс – что само по себе было здорово, если бы нам не досталась миссис Стэнхоуп, самая несносная брюзга из всех учителей пятых классов. Она вечно ходила с кислой миной и резко фыркала, стоило кому-нибудь в классе улыбнуться или хихикнуть. Из всех учеников ей нравился только Оливер – странно, учитывая, что учился он неважно. По-видимому, она просто жалела маленького и бледного мальчика. Даже у «крейсера Стэнхоуп», как ее прозвали – в честь корабля, которому было суждено нас потопить, – имелась толика чувств.
В один из дней Сойер ткнул меня локтем перед математикой.
– Я забыл домашку.
– Что? – вытаращила глаза я. – Ты ее не сделал?
Моя тревога не была беспочвенной. Миссис Стэнхоуп не щадила тех, кто забывал домашнее задание.
– То-то и оно, что сделал. Просто я уснул за кухонным столом вчера вечером, после того как закончил. И, наверное, забыл положить ее в рюкзак. – Сойер обреченно покачал головой, словно уже смирился со своей участью. – Готов спорить, она до сих пор там.
Я взглянула на миссис Стэнхоуп, которая вскинула руки и хлопала в ладоши, пытаясь привлечь наше внимание. Ничего хорошего это не сулило.
– Поищи хорошенько в сумке, – велела я, не сводя глаз с учительницы.
– Поверь, я ее наизнанку вывернул. Там ничего нет. Стэнхоуп съест меня живьем, – пробормотал он.
– Что с ним? – наклонился ко мне Оливер.
– Забыл домашку по математике.
– Ох… Крейсер Стэнхоуп же…
– Знаю. Почему ты так ее называешь? Ты ведь ее любимчик.
Оливер наклонил голову, озадаченно глядя на меня.
– Не знаю. Наверное, потому что это забавно.
Миссис Стэнхоуп вновь хлопнула в ладоши, на этот раз с такой силой, что класс замер. По ее лицу расползлась самодовольная улыбка.
– Достаньте свою домашнюю работу и положите на стол перед собой.
Зашуршали бумаги. Дети поспешно выкладывали листки на парты, словно билеты, – гарантию того, что их не высадят из поезда. Миссис Стэнхоуп прищурилась, обводя взглядом каждый ряд. Я не могла заставить себя вытащить свое домашнее задание. Не могла пошевелиться.
Она остановилась перед Сойером.
– Мистер Форд. Где ваша работа?
– Я ее забыл, – без запинки ответил он.
Ее орлиный взгляд метнулся ко мне.
– А что насчет вас, мисс Пэк?
Сойер резко повернулся и посмотрел на меня, затем на пустой гладкий
