Все равно мы все сдохнем. Игра Писателя - Анастасия Борзенко
Резкий рингтон мобильного заставил Портного вздрогнуть, Алла виновато достала телефон.
— Оперативная группа, наверное, установили личность жертвы. — Алла вышла, а Портнов усмехнулся. Могла бы и не врать, и здесь поговорить, ее личные дела его не касаются. Но он ошибся, Алла вернулась спустя пять минут с новостями по делу.
Портнов аккуратно водил пальцами по снимкам. Трупы будут еще, это само начало головоломки… Почему Шекспир? Что это… Он дернулся и уронил лупу. Руки еще дрожали от недавней терапии борьбы со стрессом…
— Ты что-то нащупал?
— Пока нет, нашел перевод этого сонета. На втором бедре. Закончи то, что читала, в переводе Маршака, раз уж помнишь на память. Пожалуйста.
Алла кивнула головой.
— А тело пахнет так…
— Нет! — прервал ее Портнов, — Нет, попозже, со слов «I grant I never sawa goddess go»…
He знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.
И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали!
— Да, это! — воскликнул Портнов. Смотри, на второй ноге на обратной стороне бедра есть перевод. Так я и понял, значит, правильно я понял. Только перевод не Маршака, а нашего убийцы.
Кто не встречал святой Богини никогда,
Лишь шлюхи видел поступь по земле…
Любовью редкостной смущает небеса,
Отдав почтение измученной…[7]
Портнов всплеснул руками и пошел нервными пятнами:
— Он знал, что она шлюха, и его возмущало, что шлюхи не достойны великих сонетов! Точнее, он считал, что Шекспир мог писать и о шлюхах, но переводы вознесли его творения и исказили до неузнаваемости! Алла, ты можешь себе это представить? Можешь, Алла?
Алла всегда пугалась таких его состояниях, это означало, что теперь он будет жить в кабинете и тщательно изучать каждую деталь… Надо аккуратно вернуть его к реальности.
— Портнов, личность жертвы установлена, Юлия Карпова, родилась в Ульяновске, приехала поступать и…
— Дальше.
— Двадцать один год…
— Дальше.
— Детей нет и…
— Дальше.
— По данным свидетелей, особо близко общалась с одним итальянцем.
— Подробнее.
Алла вздохнула, как ее выводила из себя эта его манера вести следствие, но он был в этом лучший.
— В день смерти у нее был выходной, а накануне она сказала, что собирается выходит замуж и уехать заграницу… Версию с женихом проверили и нашли этого Сальво Морано. Итальянец, в России живет последние несколько лет, частый ходок по питейным заведениям и проституткам. С ней познакомился около полугода назад и сразу вспыхнуло чувство, но его родители…
— Джульетта, — усмехнулся Портнов. — Самая настоящая Джульетта… Юля, Юля Карпова. Вот почему Шекспир. Посмотри, Алла, посмотри вот на этот сонет, его он написал на предплечьях. И по аналогии, на левой руке — перевод, собственный перевод, разумеется…
«Then the conceit of this inconstant stay
Sets you most rich in youth before my sight,
Where wasteful Time debateth with Decay
To change your day of youth to sullied night,
And all in war with Time for love of you,
As he takes from you, I ingraft you new.
As he takes from you, I ingraft you new.»[8]
— А как он переводится у Маршака?
— Да не важно, не важно! Хотя нет, важно, в каком переводе он в той книге, что нашли у нашей Джульетты? Если Маршак, то пойдет, но Шекспира многие переводили, и Чайковский. Лучше бы оказался снова Маршак…
Алла набрала на телефоне издание и автора и прочла перевод:
О, как я дорожу твоей весною,
Твоей прекрасной юностью в цвету.
А время на тебя идет войною
И день твой ясный гонит в темноту.
Но пусть мой стих, как острый нож садовый,
Твой век возобновит прививкой новой![9]
— Прививка… укол… — Портнов сделал пометки в блокнот, — А теперь, сравни с этим сонетом, татуировка прямо напротив — это перевод нашего Писателя.
Алла подняла бровь и вздрогнула.
— Писателя?
— Ты знаешь, если серийник, без псевдонима не обойтись, Алла. Он этого и добивается своими произведениями… Пусть будет Писатель, да какая разница, Алла, какая разница теперь!
Алла вздохнула, все она знает, но как можно маньяка называть писателем… Но отогнала мысли и прочитала вслух:
Тогда же, пребывая в «эго» смуте
Увидел молодость нетленную твою,
И ощутил небереженное, и падал…
Но превозмог преобразить всю эту мглу.
И время в битве за Любовь мне не помеха.
Оно — уродует, но все легка утеха![10]
Портнов покачал головой, что-то начинает складываться. Он о чем то задумался, как дернулся всем телом:
— Алла, этого итальянца уже привезли в участок? Он где сейчас, Алла?
— Да, он и не скрывался, сам приехал как узнал, и сейчас на допросе…
Алла не успела договорить, Портнов с быстротой рыси вылетел из кабинета. Она аккуратно поправила прическу и тяжело вздохнула. Сейчас начнется…
Любовь… Так называют Бога и так называют смысл жизни. Если ты никого не любишь — ты изгой, если тебя никто не любит — ты дерьмо. А если ты любишь не по понятиям, ты двойное дерьмо и изгой. Всем нравится возвышенность и лирика, никому не интересно думать, что Любовь подобно самому поганому паразиту, разъедает все на своем пути и доводит до отчаяния. В отчаянии рождается великое…
И передается следующим поколениям словно драгоценный цветок, который кричит — «Вот я — настоящий, вот так нужно любить, вот она любовь — стремитесь и обретете», и все стремятся, и никто не обретает. Но молчит, потому что это — стыдно. Это — неправильно. Это — не так, как должно. Это — сурово, неприятно и пошло. Это грязно. Чувства в ощущениях, но Любовь в чувствах, которые никто не ощущает. Такая вот гнилая философия.
Стоны, кайф, разрывающий каждую клетку от наслаждения — это все грязная страсть, разве можно любить кого-то и не страдать, не придумывать лучшее, не возвышать? Любовь к женщине вынесла столько мозгов у достопочтенных мужей, подаривших миру бессмертные произведения о красоте и
