Могут ли леди убивать? - Питер Чейни
– Вы правы, Лемми, – говорит она, – в тот раз я не сказала вам правду, потому что боялась. Но сейчас скажу. Дело было так.
Когда я приехала на виллу в прошлую среду, Марелла очень удивилась и, притворившись, что не ждала меня, спросила, зачем я приехала.
Мы стояли в холле, и я была совершенно поражена таким приемом. Она и выглядела странно, как будто была больна. Я молча протянула ей отпечатанное на машинке письмо, которое получила в Шанхае. Марелла посмотрела на него и прочитала от начала до конца, а затем перевела взгляд на телеграфный бланк, лежавший на полу возле столика. Она наклонилась, словно хотела поднять бланк, но передумала.
– Минутку, Беренис, – говорю я. – Расскажите мне о письме, которое вы передали ей, о том, которое вы получили от нее в Шанхае. Письмо было напечатано на машинке, а подпись тоже?
– Нет. Подпись была от руки: «Марелла».
– Хорошо. Продолжайте.
– Мы постояли с минуту, а потом она сказала, что нам лучше подняться в ее комнату. Когда мы проходили мимо телефонного столика, она сняла трубку с рычага. Сказала, что не хочет, чтобы нас побеспокоили.
Когда мы шли по коридору к ее комнате, я заметила брошенный на пол шелковый шарф. И в комнате я обратила внимание на беспорядок на туалетном столике. Ее поведение показалось мне странным. Она расспрашивала меня, как будто пыталась выведать что-то, не имеющее отношения к цели моего визита. Я поняла это и отвечала так, чтобы ничего не сказать, хотя и не понимала, к чему она клонит. Конечно, я была заинтригована, и мне хотелось понять, что ей нужно.
А потом она вдруг сказала: «Я хочу, чтобы вы поняли, что если возникнут какие-то проблемы, если вы попытаетесь причинить неприятности Элмару или мне, если кто-нибудь попытается причинить нам какие-либо неприятности, то для вашего отца последствия будут такими же серьезными, как и для нас. Запомните это. Если возникнут какие-то проблемы, первым, кто пострадает, будет Ли Сэм».
Конечно, меня поразила эта угроза. Я даже немного испугалась, но ничего не сказала. Просто сидела, не зная, что делать. Тогда Марелла сказала, что обсуждать ситуацию бессмысленно, что если я в курсе дела, то в объяснениях нет необходимости, а если ничего не знаю, то объяснения ни к чему. Потом сообщила, что служанки в доме нет, что, похоже, сгущается туман, и не думаю ли я, что мне пора возвращаться в город.
Я сразу же ушла, и, надо сказать, с облегчением. Мне не хотелось там задерживаться. По возвращении в Сан-Франциско я поехала к Торенсену и рассказала о том, что произошло на вилле. Спросила, есть ли у него какое-либо объяснение. Он попытался дозвониться до жены, но никто не отвечал. Я сказала, что это, возможно, потому, что Марелла не положила трубку на рычаг.
В конце концов Торенсен объяснил, что они с моим отцом занимаются контрабандной доставкой шелка и это единственное, в чем могут обвинить моего отца.
Меня это возмутило, и, признаюсь, я ему не поверила. От Торенсена я поехала домой и рассказала отцу о том, что произошло. Он категорически отверг обвинения и заявил, что ничего об этом не знает. Тогда я подумала, что Торенсен обманул меня, пытаясь скрыть что-то другое, возможно, более серьезное. Я решила, что еще раз съезжу на виллу «Розалито» и тем или иным способом добьюсь от Мареллы правды.
– Подождите минутку, Беренис, – говорю я ей. – Расскажите мне вот о чем. Вы упомянули, что при встрече с Мареллой днем передали ей письмо – то, которое она отправила вам в Шанхай. Она вернула вам это письмо?
– Нет, Лемми. Письмо осталось у нее. Я не думала, что это имеет какое-то значение.
– Хорошо, Беренис, – говорю я. – Итак, вы вернулись на виллу – и что случилось?
– Я приехала туда примерно без двадцати девять. Долго звонила в дверь, но никто не отвечал. В конце концов я обогнула дом и вошла через застекленную заднюю дверь. В доме везде горел свет, но когда я спросила, есть ли кто, ответа не было. Я вышла в холл. Заметила, что телефонная трубка лежит на месте. Поднялась наверх, но там никого не было. Я спустилась в кухню. Возле банки с чаем лежало письмо, которое Марелла написала Элмару. То, в котором она пишет, что у нас с ним роман.
Я вскакиваю:
– Да как же так, Беренис! Какая же вы глупая! Почему, во имя всего святого, вы не сказали мне об этом раньше? Зачем вы в прошлый раз нагородили какую-то чушь?
Она улыбается:
– Я знаю, вы подозревали меня в убийстве Мареллы. Поэтому и не сказала, что приезжала туда еще раз. Но, Лемми, почему для вас так важно, что я нашла письмо на кухне?
– Послушайте, чуть раньше, днем, для меня на кухне оставили записку. И тоже возле банки с чаем. О’кей. Записку оставили специально для того, чтобы я приехал на виллу в девять часов вечера.
Неужели непонятно? Предполагалось, что, вернувшись в девять часов, я пойду туда, где нашел записку, то есть на кухню, и найду там письмо. Но когда приехал – вероятно, вскоре после вас – и прошел на кухню, никакого письма там не было, потому что его уже забрали вы.
– Значит, кто-то – возможно, тот, кто убил Мареллу, – написал это письмо и оставил там, где вы должны были его найти, – говорит Беренис. – И написали это письмо для того, чтобы бросить подозрение на меня.
Я качаю головой:
– Нет, леди, все не так просто. Письмо написала Марелла. Оно единственное, написанное ее рукой.
Беренис негромко вскрикивает:
– Значит, она еще была жива незадолго до этого. Кто-то заставил ее написать…
– Похоже, что так и было, – говорю я. – Вот я и думаю, кто бы это мог быть.
Смотрю на нее – долго и пристально, – но она молчит и только смотрит на меня в ответ.
– И что же вы сделали, когда нашли письмо? – спрашиваю я.
– Положила его в перчатку и поехала домой. Отцу я ничего не сказала. Он человек старый, и мне не хотелось его беспокоить. У себя в комнате я сняла перчатку и бросила ее на стул. Я не придала письму никакого значения. Подумала, что оно фальшивка. Позже, когда мы с отцом были в участке, вы обыскали мою комнату и нашли письмо. Моя горничная видела, как вы его читали.
– И в участке вы посоветовали Ли Сэму рассказать копам, что он занимается контрабандой шелка. Зачем вы это сделали?
Она пожимает плечами:
– Я знала, что было что-то еще, что-то хуже, чем контрабанда шелка. Я знала, что Торенсен будет придерживаться этой версии, и подумала, что ради отца лучше признать мелкую вину, чтобы полиция прекратила расследование и не копала глубже. Я не приняла в расчет, – добавляет она с легкой улыбкой, – что есть еще Синий Дракон…
– Вы имеете в виду меня?
– Вас, Лемми.
Она встает и подходит к окну. Солнце играет на ее волосах, и мне это нравится. Через минуту она поворачивается и приносит мне сигарету. Щелкает зажигалкой, прикуривает. Я смотрю на нее:
– Послушайте, Беренис, я, пожалуй, поверю вам, потому что то, что вы говорите, совпадает с тем, что думаю я. Но я также допускаю, что вы все еще что-то скрываете от меня. Примите мой совет и, если сказали не все, выкладывайте сейчас, а иначе ситуация может оказаться непростой как для вас, так и для этого старого мандарина – вашего папаши.
Она смотрит на меня в упор.
– Я рассказала вам всю правду, Лемми. Хотите верьте, хотите нет. Я ничего не боюсь. В семье Ли Сэма нет ни глупцов, ни трусов.
– Хорошо, – говорю я. – От себя и от семьи Коушен скажу так: мы иногда бываем туповаты и, случается, пугаемся до смерти, так что это ничего не доказывает.
Она смеется и тут же, посерьезнев, как будто что-то пришло ей в голову, говорит:
– Лемми, вы сказали, что то письмо, которое я нашла, когда вернулась на виллу, написала сама
